По ту сторону решетки сидит капеллан с раскрытой Библией в руках.
— «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца нашего небесного, ибо он повелевает Солнцу своему восходить над злыми и добрыми…» — читает без всякого выражения капеллан.
— Заткнись и иди к черту! Капеллан уходит.
— День или ночь? День или ночь? — тяжело дыша, вслух думает Олли.
Комната студента богословия. На столе — фотография Олли в газете.
Голос рассказчика: «Город, приговоривший его к смерти, не мог забыть Олли, и на следующий день его фотография, фотография легенды, снова появилась в газете».
Студент берет газету и снова всматривается в снимок, потом кладет газету на стол снимком вверх. Он ходит по комнате, волнуясь, то и дело возвращаясь к столу, чтобы бросить взгляд на притягивающую к себе фотографию Олли.
Голос рассказчика: «Эта газета попала в дом студента богословия. Лицо Олли смотрело на него из-под шапки „ПРИГОВОРЕННЫЙ К СМЕРТИ ОТКАЗЫВАЕТСЯ ОТ УТЕШЕНИЯ ЦЕРКВИ“. Лицо или заголовок так сильно взволновало студента? Наверное, и то и другое. Его почти аскетическая комната, соответствующая его протестантской вере, была, конечно, не такой маленькой, как камера Олли под неусыпным оком негаснущей лампочки. Что эта лампочка? Безжалостное око? Да. Но студент богословия ходил по своей комнате, как будто она была размером с камеру Олли. И центром комнаты была газета с фотографией Олли».
Приемная психоаналитика. На кушетке распростерт студент богословия, за столом — психоаналитик с открытым блокнотом.
— Снились ли вам сны в последнее время?
— Да. Один.
— Да? Можете вы рассказать его мне?
— Я его не понимаю. Очень странный сон.
— Может, мы сумеем понять его смысл, если вы расскажете мне его.
Психоаналитик стучит карандашом по блокноту.
— Я видел его несколько раз. Это повторяющийся сон.
— Это делает его еще более важным.
— Он обо мне и лесном звере.
Очевидно, что ему очень трудно рассказать свой сон. Он перегибается на кушетке и делает два быстрых глотка воды.
— Пожалуйста. Я слушаю.
— Лесной зверь — пума.
— Вы не задумывались, почему этот лесной зверь — именно пума?
— Нет, нет, нет, я не знаю, может быть, потому что, когда я был маленьким, в зоопарке была пума, и летом я каждый день ходил смотреть на нее.
— Она вас очень сильно притягивала.
— Притягивала, но и — пугала.
— Боязнь того, что притягивает — частый случай.
Аналитик смотрит на наручные часы и с трудом подавляет зевок. Капли пота появляются на лице пациента, и голос его срывается.
— Животное было необычно свирепым; на его клетке висела табличка, предостерегающая посетителей от приближения к клетке, однако, видите ли, в его глазах -
— Что было в его глазах? Ваше лицо вспотело, рядом с вами на столе ящичек с салфетками. Протрите лицо, глубоко вдохните, прекратите вертеться и продолжайте рассказывать об этом животном.
— В его глазах было сияние — как будто оно — ЛЮБИЛО! МЕНЯ!
— Хотите что-нибудь успокаивающее?
— Да, да, пожалуйста! — Выпивает таблетку, поданную ему врачом. — Большинство людей преодолевает робость своего детства, мне это никогда не удавалось.
— И как данное утверждение связано с повторяющимся сном про пуму?
— Несмотря на предупредительную табличку на клетке, я смотрел в глаза пумы, и когда я засыпал, я видел ее глаза.
— Продолжайте. У нас осталось двенадцать минут.
— Я иногда — плакал, и так и засыпал в слезах — от жалости к заключенному животному и -
— Пума была самцом или самкой?
— Это был самец.
— Продолжайте.
— Я мог… я любил эту пуму?
— Вы были ребенком.
— Однажды мне приснилась эта пума очень стыдным образом. Ночью ее глаза приблизились ко мне в лесу, и я подумал: «Если я буду лежать спокойно, он подойдет поближе».