Пришла бабушка. Стояла, молчала, улыбаясь. Вымолвила:
— Вот тебе и старо да мало. Тако любожеланное чудышко сотворили.
— Так ведь не тяп-ляп роблено, от чувства-желанья делали, — с едва скрываемой гордостью произносит дед Матвей. — Правда, внук?
— Бабушка, я теперь у дедушки выучился повозки красить да разрисовывать, — радуется Гаврюшка.
— Учись, учись, внучек, — смеётся дед. И, посерьёзнев, добавляет: — Делу учиться — всегда пригодится. И мы друг по дружке учились. Бывало, ходишь, смотришь — вот и навыкнешь.
— Ну-ка, работничек, — берёт бабушка Гаврюшку за руку, — пойдём в избу. Совсем озяб. Идём, идём, скоро отец с матерью придут на обед.
В избе бабушка берёт прялку, садится с ней на лавку, поближе к окну, — вот всегда у неё так, ни минуты не посидит без работы. «Не сиди сложа руки, не будет скуки», — любит она повторять. Крутится, прыгает бойкое веретено в сухоньких пальцах бабушки, тянется, тянется бесконечная нить.
— Бабушка, расскажи про козлика.
— А будешь ли бабушку-то слушаться?
— Буду, буду, — обещает поспешно внук.
— Ну, тогда слушай:
Гаврюшка терпел, терпел и дал рёву.
— Почто плачешь-то, чудышко глупо?
— Козлика жалко-ооо!.. Вот погодите, мы с дедушкой ружьё как зарядим большим патроном да как бахнем в волка-то!.. Будет тогда зна-аать!..
— Ну куда ему, серому, против таких охотников, — в глазах у бабушки смешинки-слезинки. — Ну полно, полно реветь-то. Вот я тебе твою песенку спою, когда ты ещё в зыбке качался, я тебе её частенько певала.
И бабушка тоненьким надтреснутым голоском начинает выводить:
— Бабушка, я ведь не маленький. Расскажи лучше сказку про могучих про киевских богатырей.
Но сказка так и осталась нерассказанной, заскрипело крыльцо, и в избу вошли отец с матерью.
Обедать пора.
После обеда прибежали Гаврюшкины друзья, Витька да Феська. Сели на лавку, сопят, шмыгают носами.
— Ну что, молодцы, хорошего скажете? — спрашивает дедушка.
— Мы за Гаврюшкой пришли. Снег нонче очень липучий, — пробалтывается Феська. Витька суёт ему кулачком в бок — молчи, а то дедка Матвей не отпустит Гаврюшку.
Дед, словно не замечая этого тычка, говорит:
— Ну, раз липучий, то почто и не пойти.
Гаврюшка пулей взлетает на печь, хлоп, хлоп — валенки на ногах. Ещё мгновенье — и накинута оленья малка[4], только глазёнки сияют из-под капюшона.
— Да долго-то не бродите, — несётся вдогонку бабушкино напутствие, — зря-то не мокните.
Куда там, побежали, будто воробьи полетели.
Домой Гаврюшка прибежал весь в слезах. Бабушка глянула, — ох те мне! — рукавички мокрёхоньки, малицу тоже будто в воде купали. Хотела поругать внука, да куда там, и так слёзы в два ручья.
— Ну что там опять стряслось? Ох, беда с нонешними ребятами, — ворчит старушка.
— Петька нашу крепость полома-аал!.. Мы строили, строили, а он пришёл да ногой — тык и полома-аал… Наша-то крепость была самолучшая… Говорит, ишь пулонцы[5], задумали лучше меня построить, так нате вам, нате вам!..
— Ах он, поганое семя! — бранится бабушка. — Ишь что задумал, оглобля неотёсанная, малышей обижать! Не плачь, белеюшко, не плачь, маленькой. Ты у нас парень мастеровой, лучше прежней сотворишь.
4
Малка (малица) — мужская верхняя неразрезная одежда с капюшоном, шьётся из меха молодого оленя. Надевается через голову.