— Хотел с тобой, как бы сказать, увидеться… в смысле поговорить…
Ой, как тяжело каждое слово ему давалось, будто мельничные жернова ворочал. А что поговорить хочет — так это очень хорошо. Сколько раз он сам пытался разговорить сына, но тот всегда уходил в кусты. И вот…
— Что ж, давай. Ты домой приедешь или лучше у вас встретиться?
— Можно и дома, а лучше бы здесь или в каком другом месте.
— Идет. Завтра же и повидаемся.
— А сегодня нельзя? Хоть сейчас, хоть через час?
— Сегодня не получится. Дежурю по номеру, освобожусь поздно. А завтра — в любое время…
Телефонный разговор этот выбил Николая Сергеевича из привычной колеи. Зароились вопросы: что за перемена происходит или уже произошла с парнем? О чем он хочет с ним поговорить, что хочет сказать?… Голос у сына и то был какой-то другой — живой, взволнованный, чувствуется, нелегко далось ему это решение «увидеться… в смысле поговорить»…
Но долго предаваться таким размышлениям не пришлось. Газета есть газета. Запущенная с утра редакционная машина теперь может остановиться только тогда, когда уйдет на ротацию последняя подписанная полоса. А пока что полосы-страницы по мере их готовности надо вычитывать: в одних материалах сверять цитаты, в других проверять имена и фамилии, в третьих — даты и прочую цифирь. Любая малейшая неточность непростительна, поскольку она тиражируется в миллионах экземпляров.
Сегодня ему надо быть особенно внимательным: в номере идет большая подборка откликов на его статью о том самом пределе обороны, за превышение которого уже поплатилось и продолжает расплачиваться немалое число хороших, честных, собственно, ни в чем не повинных людей. Вся вина их только в том и состоит, что они, защищая свое достоинство, окоротили наглеца или дали сдачи распоясавшемуся хулигану.
С какой страстью читатели самых разных возрастов и профессий обрушиваются на этот пресловутый предел, часто, очень часто служащий защитой не для честных людей, а как раз для хулиганов! Какие красноречивые случаи несправедливого, а то и вовсе нелепого применения этого закона приводят они в своих откликах!
И только одно читательское письмо своей тональностью выпадает из этого дружного хора. Автор письма с иронией, с издевочкой спрашивает: а что если вы — то ли в шутку, то ли всерьез — замахнетесь на кого-то полоской из картона, а ему померещится, что вы не картонкой на него замахнулись, а саблей, да на ту пору у него в руках окажется палка и он, не долго думая о превышении предела обороны, той палкой стукнет вас по голове — интересно, понравится это вам или не очень понравится?
Самым печальным было то, что автором этого отклика оказался блюститель закона, юрист. Впрочем, человеку без юридического образования зачем бы все с ног на голову поворачивать: не на тебя напали, а, видите ли, ты сам то ли в шутку, то ли всерьез на кого-то замахнулся. Но зачем мне, как и любому другому гражданину, ни с того ни с сего на кого-то замахиваться? Не мы — на нас всякие «шутники» замахиваются. И что за странные шуточки? Они уместны в детском саду, когда ребятишки, играя в войну, замахиваются друг на друга деревянными или картонными саблями. И почему я, прежде чем принять меры защиты от напавшего на меня шутника, должен сначала изучить качество и убойную силу его оружия, а убедившись, что в руках у него не стальная сабля, а картонная, немедленно же отбросить свою палку в сторону и пуститься в поиски тоненького прутика, действуя которым, я уж точно не смогу превысить предел обороны…
И не похожая ли поблажка установлена для тех, кто замахивается на нас уже не картонным, а стальным ножом? Удар ножа оказался смертельным — катушка наказания разматывается; вышла промашка, жертва осталась в живых — начинается подсчет сантиметров и больничных дней, катушка сматывается, иногда чуть ли не до пятнадцати суток. Вот когда тебя в следующий раз зарежут как следует — тогда и катушку размотают до конца, а пока что серьезных оснований для этого нет: подумаешь, слегка пырнули ножом…
В известном французском фильме «Плата за страх» перевозится взрывоопасный груз, и водители получают за этот рейс очень большие деньги: им платят не только за работу, но еще и за страх взлететь по дороге на воздух. Почему никакой юридической платы не взимается за страх быть зарезанным, который переживает тот, на кого замахиваются ножом?
И об этом в подборке есть очень дельные, с примерами, отклики.
С писем-откликов мысли Николая Сергеевича снова вернулись к Вадиму. Не о статье ли он хочет с ним поговорить, поскольку вскоре же после ее публикации было назначено новое разбирательство, или, как раньше говорили, пересудок.