Один вопрос парню достался из времен Киевской Руси, а другой из Великой Отечественной войны.
Попросив разрешения начать ответ со второго вопроса, парень так интересно и с такими подробностями рассказал о заключительном этапе войны — разгроме Квантунской армии и освобождении Сахалина и Курильских островов, — что можно было подумать: сам участвовал в тех боях. А вот когда дошел черед до Киевской Руси, тут парень сразу же, что называется, поплыл: и в датах путался, и Ярослава Мудрого от Владимира Мономаха не очень-то отличал. Да и рассказывал о тех, богатых событиями, временах скучно, словно бы припоминая, как обо всем этом написано в учебниках. Стало понятно, почему он и начал со второго вопроса.
Отыскав в экзаменационном листе фамилию парня, Викентий Викентьевич не сразу решился поставить оценку. Парень заметил эту нерешительность и, встретившись с Викентием Викентьевичем взглядом, разом смутился и отвел глаза в сторону.
— Высокой оценки я вам, молодой человек, к сожалению, поставить не могу.
— Да уж какая там высокая! — вздыхая, согласился парень.
Викентию Викентьевичу была непонятна резкая разница в ответах, и, хоть это вовсе и не входило в обязанности экзаменатора, он все же не удержался и спросил об этом парня.
— Да ведь очень просто, — с готовностью отозвался тот. — В школе нормально доучиться не пришлось. Только до восьмого класса. А дальше — рабочая, вечерняя. Вы, конечно, знаете, что это такое. А к тому же и работа работе рознь. Одно дело отработал свои часы в теплом цехе или лаборатории, другое — на ветру да на морозе…
— А где на морозе, если не секрет?
И этот вопрос, конечно же, не имел никакого отношения к экзаменам, но что делать, если парень все больше начинал интересовать Викентия Викентьевича.
— Секрета нет… Последние три года — на Братской ГЭС.
Викентий Викентьевич запоздало ругнул себя: ну как это сразу-то не заметил, что парнишка не из-под маменькиного крылышка на эти экзамены выпорхнул. Ты на его бороду воззрился, а на руки поглядеть не удосужился: эти руки не карандаш, а что-то повесомей привыкли держать…
— Ну а что про войну я ответил лучше, чем про Киевскую Русь, так ведь одно-то вот, вчера было, а другое тыщу лет назад…
Викентий Викентьевич оценил скромность парня: не стал себя бить кулаком в грудь — вон откуда, с какой знаменитой стройки приехал! — а сразу же перевел разговор. Но непонятен был ход его мысли. История есть история, а для нее в общем-то одинаково важно, что произошло и год, и тысячу лет назад.
— Ну, не скажите! То, что было год или пусть двадцать — тридцать лет назад, нас это прямо касается: не победи мы в этой войне, я бы здесь, за этим столом, не сидел. А каким боком касаются нашего времени те войны, которые вел с печенегами киевский князь Святослав?! Как это в «Слове о полку Игореве»: «Что мне шумит, что мне звенит далече рано перед зорями?..» Когда-то кому-то шумело и звенело, а для нас-то не отшумело ли?
Вон, оказывается, каким ходом мысль у парня идет!.. С научной точки зрения такое толкование истории, разумеется, и несостоятельно и несерьезно. Но… но ведь так парню не ответишь, для него это не аргумент.
— Ваше… — Викентий Викентьевич чуть было не сказал «заблуждение», — ваше рассуждение интересно, но требует обстоятельного разговора… Надеюсь, в скором времени увидимся и тогда поговорим… За первый ответ — «пять», за второй — уж не обессудьте — тройка. Сложим-разделим — «четыре», товарищ… — он заглянул в список, — Важников Д… Дмитрий?
— Дементий.
— О-о, редкое имя! Дементьевых сколько угодно, а чтобы имя… Желаю успеха, Дементий.
Не только сам парень — имя и то понравилось Викентию Викентьевичу, и он выговорил его с удовольствием.
И вообще, хороший нынче день, хорошие ребята идут!
Викентий Викентьевич уже начинал совсем забывать об утреннем недомогании. Но вот парень пошел из аудитории, и походка его чем-то напоминала Вадимову — а может, это только померещилось? — и гвоздем шевельнулось в голове: что с Вадимом? Что случилось с Вадимом?
И потом, в течение дня, какие бы интересные рассказы о Киевской или Московской Руси ни приходилось ему слушать, еще не раз вопрос этот снова и снова возвращался к Викентию Викентьевичу: что с Вадимом? Что случилось с Вадимом?