Парень дернул худым плечом:
– Откуда мне знать? Разве что колдун нас заколдовал. Наложил невидимость.
– Зачем ему это?
– У него спроси.
Воин перевел взгляд на Берко:
– Чего старик от тебя хотел?
– Чтобы я спел... реке, – мальчишка сообразил, что сболтнул лишнее. Добавил:
– Он запретил об этом рассказывать.
– Понятно, – Ясор помрачнел.
– Берко, сходи в погреб – принеси холодного кваса, – велел Лен. И так глянул, что даже дурак бы понял – быстро не возвращайся.
О чем они говорили, мальчик так и не узнал, но сотник перестал смотреть на него хмуро и настороженно. А торбанщик потом, когда одни остались, сказал:
– Ты не расстраивайся: Ясору просто твой дар не нравится, он не знает, как с ним совладать. Ничего, скоро поймет, что ты никому не желаешь зла.
* * *
Дни потекли медлительно и спокойно. Учеба не казалась тяжелой. Служить Лену было в радость. Правда, иногда из памяти выплывало лицо Черета, и на душе становилось муторно. Но Берко гнал воспоминания прочь. А потом жизнь опять переменилась. Началось все с худой круглолицей девчонки. Когда Берко вошел в избу, она сидела на лавке, вцепившись руками в самый краешек, словно воробей на ветке. По старенькой застиранной одежке мальчик сразу определил, что она из бедной семьи. Всех украшений – девичий оберег – бусы из рябиновых ягод на загорелой шее.
Паренек поздоровался и вопросительно поглядел на учителя. Тот как обычно тряхнул светлыми волосами, начал просительно:
– Познакомься, это Живица, ее отец служил здесь, – торбанщик запнулся, но счел нужным пояснить: – Пять лет назад. Тогда набег был, а после мор. Мои родители в ту осень умерли. И ее. Пол-деревни тогда перемерло. Мне-то повезло: Ясор взял в городец – они с отцом побратимами были. А у Живицы только дед остался... Вот пришла по старой памяти – корова у них потерялась. Оборвала привязь. Ты не поможешь?
– Поискать? – недоуменно уточнил мальчишка. Ясно было, что хозяева вблизи от дома все уже обыскали. А бродить по незнакомому лесу...
– Спеть, – улыбнулся Лен. – Чтобы сама прибежала. Или хотя бы увидеть, где она.
Берко уставился на учителя, не веря своим ушам. Приманить корову песней? Торбанщик не давая ему опомниться, встал:
– Пойдем – прикажу, чтобы выпустили тебя за ворота, – обернулся к девочке: – Живица, проводишь его на опушку, туда, где корова паслась.
Берко так растерялся, что лишь у ворот обернулся к Лену:
– А если у меня...
Парень тряхнул его за плечо:
– Постарайся. Ясор предлагал отправить на поиски пару-тройку парней. Но если хозяева со вчерашнего дня ее не нашли...
Паренек без труда догадался о недосказанном: «Может, ее уже волки съели». Скосил глаза на девчонку: она тоже догадалась – стиснула зубы. Он поежился. Потерять корову, когда в семье только старик и девчонка. Тогда остается наниматься в работники. Если возьмут.
– Ладно, я попробую... – пробормотал он.
* * *
На лугу стрекотали кузнечики. Берко присел, подставляя лицо солнцу. Откашлялся, пробуя выдавить из горла нужный звук. Но сразу понял, что нечего и пытаться, – его дару не было дело до потерянной коровы. Паренек опять закрыл глаза, вцепился руками в стебли травы, прислушался... В какой-то момент ему показалось, что вот-вот песня прорвется, зазвенит в такт полуденному стрекоту. Но сил или умения не хватило. Он взглянул на застывшую в отдалении Живицу, поймал ее недоверчиво-испуганный взгляд, спросил:
– А ручей здесь есть?
– В той стороне течет, – показала она.
Берко сходил к прозрачному потоку, ополоснул лицо, прося далекого Черета: «Помоги, если можешь». И сразу занозой кольнула до поры до времени уснувшая совесть – он ведь обещал помочь водовику. «Ну, не сбежать мне пока отсюда. Никак», – прошептал мальчик покаянно. Руки потихоньку начали мерзнуть. Он еще раз провел ладонью по лбу, поднялся... У берега трепетали на ветру голубые колокольчики. Берко залюбовался, тронул ближайший цветок, представляя другое: как звякает от каждого шага привязанная к шее скотины гремушка... И увидел. Рыжую некрупную корову, по колено завязшую в болоте. Вот она пытается освободиться, мычит – коротко и недоуменно. Не сводя с него, Берко, больших карих глаз. Паренек зашептал ей что-то ласковое. И сообразил, что поет, нет, заклинает – не двигайся, стой спокойно, только дождись нас, прошу тебя. Замолчал. Обернулся к девчонке. По лицу понял, что и она видела: