Нашей оживленной беседе был отмерен совсем недолгий срок – едва мы вступили на площадь, как смех собеседника внезапно оборвался. Мне даже не пришлось спрашивать, что послужило тому причиной, ибо прямо на помосте, привязанное к деревянной балке вздымающейся в небо виселицы, висело тело казненного вчера преступника.
Неизвестный жестоко поглумился над несчастным: тело преступника было подвязано к возвышающемуся столбу таким образом, что руки безвольными плетями висели по бокам синюшного тела, облепленного мухами так густо, что казалось, он был одет в черную сплошную копошащуюся массу, издававшую низкое жужжание. Отрубленная голова лежала у ног, глядя пустыми глазницами прямо в небо. Кружившие в небе черные птицы то и дело садились на тело, выклевывая кусочки мертвой плоти.
Я сглотнула, почувствовав, как к горлу прилила тошнотворная волна. Идущий рядом Дайр ускорил шаг, очевидно, желая как можно скорее миновать это место. Взгляд его между тем не отрывался от тела казненного, точно и он не мог заставить себя перестать на него смотреть.
С заметным трудом, наконец, взглянув на меня, он произнес слабым голосом:
– Никогда не мог понять человеческой жестокости по отношению к оболочке, которую давно покинула душа.
– Король всегда так беспощаден к своим врагам? – так же тихо спросила я, находясь под впечатлением от увиденного.
Он качнул головой.
– Не знаю. Но я взываю к Господу в надежде, чтобы тех, о которых вчера упоминало адское отродье, не нашли.
Мы покинули площадь, раздираемые противоречивыми эмоциями. Не знаю, о чем размышлял Дайр, но я сама никак не могла отделаться от воспоминаний о случившемся вчера, к которым теперь добавились сомнения, вызванные утренней беседой с ведьмой.
Потерявшись в бесконечности внутренних рассуждений, я даже не заметила, как мой спутник уводил нас все дальше от мастерских ремесленников, от торговых подворьев и складов с товарами. Совсем скоро нагромождения массивных зданий сменилось чередой небольших построек, утопающих в зеленой листве, сквозь которую ласково проглядывали солнечные лучи, точно уговаривая отбросить печальные мысли и отдаться во власть ясного утра.
К стоявшим вдали колодцам со всех сторон спешили женщины с кувшинами и ведрами, не забывая по дороге обмениваться шутками и последними новостями. Ветер доносил обрывки разговоров и звонкий смех, и мне на мгновение вдруг захотелось оказаться среди них, впервые почувствовать себя частью чего-то целого.
К тому моменту я уже оправилась от неприятных воспоминаний и попыталась вернуть беседу в прежнее русло непринужденности. Не так уж скоро, но мне это удалось. Дайр оживился и вновь превратился в галантного обаятельного собеседника, чьи остроумные комментарии заставляли меня искренне и непринужденно смеяться – так, как я не делала уже многие годы.
Дуновения ветерка развевали мои неубранные в косу волосы, отчего я чувствовала себя совсем маленькой девочкой, украдкой выбравшейся из-под бдительного тетушкиного ока. Хруст камней под ногами воскресил в душе почти забытые образы старого дома, который верой и правдой служил нам надежным укрытием много лет, прежде чем сестра отца решила, что оставаться там дольше будет небезопасно.
Внезапно мое внимание привлек какой-то шум, напоминающий отдаленное звучание сразу нескольких трещоток. Этот звук был мне знаком, и он определенно таил в себе опасность. Я вопросительно глянула на Дайра – выражение его лица подтвердило мои опасения:
– Пойдемте скорее, – заторопился Дайр. – Скоро здесь пройдут прокаженные.
Я вздрогнула. Прежде мне уже доводилось становиться свидетельницей того, как несчастных изгоняли из города, и еще раз становиться случайной свидетельницей этой сцены не было ни малейшего желания.
– А разве в столице нет специального заведения, где могли бы их принять? – осторожно уточнила я, прибавляя шаг.
– Нет, – он качнул головой. – Больница переполнена, мест не хватает.
– И что же с ними станет?
Он пожал плечами:
– Вероятно, им придется поселиться где-нибудь вдали от людских поселений, где они не смогли бы заразить кого-нибудь другого.
Я не смогла сдержаться и украдкой все-таки обернулась.