Дьявол определенно был недоволен моим новым знакомством. И отчего-то это открытие пришлось мне по душе.
Смерть придет на рассвете
Однако воплотиться в жизнь нашим намерениям не дали. Едва мы с Дайром спустились по широким каменным ступеням, ведущим в сад, как моя патронесса, словно не без умысла избрав самый неподходящий для этого момент, показалась в дверях. Точно неким шестым чувством ощутив ее появление, я бросила быстрый взгляд за спину, чтобы увидеть, как недовольно щурясь от ярких солнечных лучей, женщина мгновение или два оглядывала опустевший балкон, прежде чем ее взор переместился на наши фигуры. Понимание того, что столь многообещающая прогулка не состоится, наполнило душу разочарованием; всецело отдавшись приятной беседе, я, пусть и ненадолго, но все же сумела отодвинуть на задний план тот кошмар, в который превратилась моя жизнь за последние недели. И потому возвращение обратно в реальность получилось особенно болезненным. Кроме того, легкая укоризна, промелькнувшая во взгляде леди Коррив, вдруг напомнила о позабытых правилах приличия, которыми я столь явно пренебрегла, находясь в компании постороннего молодого человека безо всякого сопровождения.
Дайр любезно поприветствовал почтенную вдову, с которой, по всей видимости, был неплохо знаком: неодобрение во взгляде пожилой леди хоть не исчезло полностью, однако заметно смягчилось. Царственно улыбнувшись в ответ, она даже позволила втянуть себя в небольшой диалог, благодаря чему я сумела выяснить, что у них с Дайром имелся общий знакомый, который по состоянию здоровья вынужден был в свое время оставить королевский двор. Громогласно заверив, что у некого отца Уилуса все в порядке, юноша поспешил откланяться, сославшись на чрезвычайную загруженность. Бросив на прощание извиняющийся взгляд, Дайр растворился в гуще зелени, что лишний раз напомнило мне о несбывшихся планах приятного знакомства с садом.
Вопреки тайным опасениям, почтенная леди воздержалась от явного выказывания неодобрения легкомысленности моих поступков. Вместо этого она лишь лукаво погрозила мне морщинистым пальцем, пробормотав при этом себе под нос что-то о забавах молодости, после чего завела ничего не значащую беседу о преимуществах дворцовой жизни, которую затем продолжила уже в карете. Мои ответы ограничились лишь сдержанными репликами, которых оказалось достаточно для поддержания видимости разговора. Собеседницу это более чем устроило – ее разговорных талантов с лихвой хватило на нас двоих, потому мои мысли были как никогда далеки от темы беседы. Я с трудом заставляла себя кивать головой в такт пространным рассуждениям маркизы, надеясь, что взгляд не выдаст охватившую меня задумчивость.
Через несколько томительных минут наша поездка наконец-то подошла к концу. С облегчением распрощавшись с леди Коррив, я не забыла поблагодарить ее за проявленную доброту и заботу, чем заметно польстила вдове. Преисполнившись энтузиазмом, в ответ она даже пообещала и впредь брать меня с собой, после чего величаво покинула экипаж, опираясь на услужливо поданную руку слуги.
Я последовала ее примеру, с наслаждением ощутив под ногами ровную поверхность двора, залитого теплыми лучами дневного светила. Но желание задержаться здесь подольше растаяло без следа под прицелом жадных взглядов многочисленной прислуги, которая откровенно отлынивала от работы, увлеченная животрепещущим обсуждением последних новостей и сплетен. При моем приближении разговоры поутихли, но я успела перед этим раз или два расслышать собственное имя среди гула оживленных голосов. Старательно игнорируя столь пристальное внимание, я направилась во дворец, мимоходом успев отметить, как в толпе притихших девушек и юношей мелькнула знакомая рыжеволосая головка.
Это случайное открытие наполнило душу облегчением – раз Милуша находилась сейчас в окружении приятелей, очевидно, что в комнате меня ожидает столь необходимое и желанное одиночество, в чьей компании я отчаянно нуждалась с самого приезда во дворец.
Однако на деле все оказалось не так просто.
Спустя какое-то количество времени, изрядно поплутав и порядком утомившись, я все еще находилась в процессе поиска собственных покоев, уже не чая добраться до них без посторонней помощи. В голове все чаще мелькала позорная мысль вернуться к началу пути и обратиться за подсказкой к кому-нибудь. И только лишь упрямая гордость не дозволила сделать этого, заставив раз за разом, проклиная собственную память и неумение ориентироваться в пространстве, петлять по одинаковым в своей серости коридорам.