Наконец, удача все же улыбнулась мне, когда я уже совсем, было, отчаялась: в самом конце очередного ответвления вдруг мелькнула заветная дверь, при виде которой в первую секунду я подумала, что это обман зрения. К счастью, страхи не подтвердились, и комната оказалась вполне реальной, а главное, совершенно безлюдной. Наслаждаясь долгожданным покоем и тишиной, я без сил упала на кровать, даже не потрудившись переодеться. Мысли мои, точно отпущенные на волю рысаки, устремились к самому важному событию, что особняком стояло среди прочих событий этого утра.
Я никогда прежде не имела сомнений в том, что дьявол не позволит мне так легко ускользнуть от его бдительного взора. Но и в самом страшном сне не могла предположить, что ему станут доступны мои мысли. Как теперь, оглядываясь во времена своего пребывания в его логове, мучительно не краснеть, зная, что все мои страхи, сомнения и тайны уже тогда не представляли для него секрета?
Его заверения в спасительности близкого расстояния были слишком слабым утешением, чтобы я могла в них верить. Неужели одного того, что я находилась в абсолютной зависимости от его воли, было недостаточно, коль скоро он посягнул на последнее, что еще оставалось в относительной недосягаемости от его темной власти. И возможно ли было обуздать собственные мысли, чтобы впредь ни одна из них не смогла бы стать для дьявола лазейкой к моей душе? Огорченно вздохнув, я перевернулась на живот и подперла руками голову.
А вдруг уже слишком поздно для подобных метаний? Может статься, все это есть прямое следствие заключенного договора и, одновременно, первый знак грядущих неотвратимых изменений после соприкосновения с миром тьмы?
Эта внезапная мысль оставила после себя горькое послевкусие – до этого момента я еще никогда с такой ясностью не задумывалась, что ожидает меня в конце. Исход нашей с повелителем игры предопределен заранее – я могла сколь угодно храбриться в беседах с ним, но солгать самой себе было невозможно: для меня не существовало путей спасения. Мой противник был слишком умен и коварен, а мне недоставало ни опыта, ни умений, чтобы сражаться. Да и я не знала, возможно ли это – одолеть дьявола? И если да, то с помощью чего? Обычное оружие было бессильно – впрочем, едва ли физические методы борьбы могли хоть как-то помочь в схватке с самой первоосновой зла, его главным сосредоточением.
Вера могла бы стать надежным союзником, да вот только мне всегда недоставало смирения и добродетели. Посчитают ли надобным небеса помочь, коль в душе моей нет должного трепета перед религией и всем, что с ней связано?
Однако вопреки этим рассуждениям в речах священнослужителей всякий раз подчеркивалось, что Господь не оставляет детей своих в беде; что каждая просьба, каждая душа, что искренне взывает к нему, не остается без ответа. Точно в подтверждение этого в памяти моей ненароком всплыло недавнее воспоминание – черное и белое, две стихии, слившиеся воедино в яростном сражении. Разве одно то, что за меня уже однажды вступались светлые силы, не значило, что им небезразлична моя судьба? А раз так, то выход обязательно должен был существовать, главное – не отчаиваться и продолжать верить.
Этого радостного задора хватило ненадолго. Очень скоро мысли вновь вернулись к утреннему происшествию, отчего возбуждение схлынуло само по себе, и я принялась вспоминать все детали случившегося разговора, заново проживая каждую его минуту.
Интересно, а возможно ли было мне самой первой заговорить с Дьяволом?
Несмотря на весь ужас, который в первое мгновение внушила эта случайная идея, я не смогла от нее отмахнуться. Возможность вести беседы с повелителем ночи, при этом не наблюдая его перед глазами, казалась очень заманчивой.
Жалкие попытки справиться с искушением ни к чему не привели: предательская мысль уже прочно пустила корни, заманив меня в свои сети. Осознав, что дальнейшее сопротивление ни к чему не приведет, я сдалась и принялась действовать.
Набрав в легкие воздуха для храбрости, я закрыла глаза и неуверенно произнесла куда-то в пустоту:
– Вы меня слышите?