На лице короля читалось нескрываемое удовлетворение, когда он громко и чеканно ставил точку в судьбе несчастного преступника:
– Смерть придет за тобой на рассвете.
Голова мужчины бессильно метнулась вниз.
Казнить нельзя помиловать
Рассвет выдался на редкость прохладным.
Я зябко куталась в теплую накидку, мысленно благодаря предусмотрительную Милушу, и с трудом сдерживала одолевающую меня зевоту. Определенно, раннее пробуждение никогда не входило в число моих излюбленных занятий.
Сегодняшнее утро началось с громкого стука в дверь. Сразу вслед за ним раздался голос служанки, известивший о высочайшем королевском повелении всем придворным присутствовать на площади. Моя скромная персона не стала исключением.
Одной этой новости было довольно для того, чтобы захотеть никогда не просыпаться. Однако выбирать не приходилось: с трудом поднявшись, я позволила Милуше, которая, несмотря на столь ранний час, уже вовсю источала энергию и энтузиазм, помочь мне одеться.
За окном летняя ночь стремительно уступала свои позиции первым вестникам рассвета, в то время как мое настроение не менее стремительно падало вниз с каждой новой минутой. Пока служанка усердно зашнуровывала тугой корсет платья, разум мой заполонили непрошеные воспоминания, ничуть не потускневшие за прошедшие ночные часы. В голове никак не желало укладываться осознание произошедшего – как могла я столь остро и ярко испытать эмоции и чувства постороннего человека, который сегодняшним утром должен навсегда распрощаться с жизнью? Означало ли это, что отныне и впредь мне суждено делить с людьми самые сильные их переживания, расплачиваясь частицами собственной души?
Никогда раньше я не замечала за собой подобного, что в очередной раз заставляло видеть в случившемся незримое влияние Дьявола. И с каждым новым днем игнорировать отпечаток его присутствия в моей жизни становилось все сложнее.
Эти мысли не выходили у меня из головы все то время, пока я медленно шла к выходу, сталкиваясь с такими же сонными и недовольными обитателями дворца, на лицах которых читалось явственное нежелание присутствовать сейчас где-либо, кроме как в собственных постелях.
– Аселайн! – окрикнувший меня голос определенно принадлежал Корлетте Амской.
Я остановилась, дождавшись, пока запыхавшаяся маркиза нагонит меня.
– Доброе утро. Я немного припозднилась, да? – она беззаботно улыбнулась, точно мы заранее договаривались о встрече.
– Рада видеть вас. Ничего страшного, я и сама не слишком торопилась, – я запоздало ответила, с небольшой толикой удивления разглядывая идеально уложенные в замысловатую прическу белокурые локоны. Сколько же времени могло понадобиться на сооружение подобного великолепия?
Поймав мой взгляд, маркиза снисходительно пояснила:
– Гружен – моей служанке – пришлось немало потрудится. Но результат стоил затраченных усилий, – для пущего эффекта она плавно покружилась на месте, демонстрируя прическу со всех сторон. – Хотя, признаюсь по секрету, то больше моя заслуга – у девчонки все утро глаза на мокром месте, чего уж только я не делала, чтобы привести ее в чувство, – разоткровенничалась маркиза.
По оживленному лицу моей собеседницы нельзя было сказать, что нынешнее утро чем-то разительно отличалось от сотен ему схожих. Похоже, что обитателям дворца не впервой было присутствовать на зрелищах, подобных сегодняшнему, в то время как я все никак не могла избавиться от тягостного предчувствия надвигающейся беды.
Зато в этой ранней встрече с маркизой имелся один неоспоримый плюс – мне не пришлось ломать голову над тем, каким образом добираться до площади: Корлетта любезно пригласила присоединиться к ним с супругом, добавив, что последний обязательно будет счастлив нашему с ним знакомству. На деле же маркиз – убеленный сединами степенный мужчина – не выказал ни радости, ни каких-либо иных чувств, лишь сдержанно кивнув в ответ на мое несмелое приветствие, и всю дорогу дремал, откинувшись на спинку сиденья.