Каждый раз, когда у неё выдавались свободные выходные, она улетала в Рим. По словам Ричарда Лестера, Андреа Дотти приехал на съёмки только однажды. В отсутствие жены врач стал жертвой нескромности папарацци, которые несколько раз заставали его в обществе Флоренс Гринда[55], а таблоиды напечатали эти снимки. Несмотря на всю любовь Андреа к жене-кинозвезде, Одри поняла, что вышла замуж за обольстителя, который не может устоять перед привлекательными женщинами. Языки начали развязываться. Некоторые итальянки считали совершенно естественным, когда у мужа есть подружки. Кстати, в кругу друзей Одри в Риме мужчина, не имеющий любовницы, считался диковинкой. Но Одри никогда не могла примириться с этой традицией. «Хотя она сияла, — говорил один близкий знакомый, — ей было очень горько. Но она, разумеется, никогда не показывала этого на публике». Она призналась Рексу Риду[56]: «Я не городской человек. В этом... основное различие между Андреа и мной. Я тоскую среди бетона». Потом, следуя принципу своей матери, она положила конец этим вопросам, сказав: «Я забочусь о своём здоровье, а свет занимается моими мыслями». Её единственное желание? «Не быть одной». Вот что дорого её сердцу: «сельская местность, собаки, цветы, природа». Одри ищет утешения в тихом и надёжно защищённом месте. Когда фильм приближался к концу, она на краткое время вернулась в Рим, а потом одна уехала в Швейцарию. Подруга-итальянка, с которой она поделилась своими горестями, посоветовала ей попытаться спасти свой брак, заведя ещё одного ребёнка. Несколько лет назад, когда она ещё была с Мелом, эта идея ей понравилась бы — но не теперь. «Об этом я даже не думаю», — ответила она уныло...
Одри понимала, что не сможет вечно закрывать глаза на снимки Андреа в прессе, которые превращают якобы невинные вечеринки в настоящие любовные свидания. «Конечно, и ему, и мне неприятно, когда печатаются такие фотографии, — подчёркивала она. — Мы ссоримся, как любая пара, но мы должны бороться с этим и оставлять без внимания изо всех сил». Их общий друг отмечает: «Естественно, папарацци донимали Андреа, и это печально. Но очень жаль, что им удавалось делать эти ужасные снимки, на которых он пытается заслонить лицо, пока какая-то блондиночка с ним жеманничает». Однажды Одри почти признала, что жизнь с Андреа далека от идиллии, заявив: «Моя семейная жизнь в общем и целом счастливая». Потом, подумав, добавила: «Не могу выразить это в процентах, потому что в отношениях между людьми это никогда не получается». Её брак рухнул, но с её губ не сорвалось ни единого упрёка. Одри осталась хорошо воспитанной дочерью дипломата.
ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ
В конце семидесятых годов фиаско её семейной жизни стало очевидным. Слухи о связях Андреа Дотти на стороне росли как снежный ком. Одри держала голову высоко, но ей приходилось замкнуть в себе свои боль, унижение и гнев. Она искала отдушину в работе. Да и другая причина, на сей раз финансовая, заставила её вернуться на киностудии.
Одри была «муравей», ей не требовался материальный стимул, чтобы работать. С 1955 года она жила в Швейцарии и по части налогов находилась под защитой. Это означает, что она сохранила большую часть заработанных средств. В отличие от других суперзвёзд, которые имели замки в Сан-Марино, яхты в порту Монте-Карло, особняки во Фреджене, главной её роскошью (кроме маленького шале в Бюргенштоке) был дом в Толошна. У неё не было даже лодки на Женевском озере.
Одри всегда слыла скуповатой, не тратила ни гроша на то, без чего можно обойтись. Всю жизнь она копила свои гонорары. Навязчивая мысль о финансовой обеспеченности не оставляла её с юности, когда нацисты ограбили её семью. Она инвестировала всё, что зарабатывала, чтобы ей больше не приходилось этим заниматься, разве что в случае крайней нужды... «Если я заболею и не смогу больше работать, я хочу, чтобы мне не надо было беспокоиться о деньгах».
У её голландской умеренности, однако, была оборотная сторона. Киноактриса Барбара Раш, давняя подруга Одри, называла это «представлением о чести». Когда у Одри был контракт с «Парамаунт», она получала право на представительские расходы. «Она составляла подробный список всех трат и отправляла счёт на киностудию, — рассказывает мисс Раш, муж которой Уоррен Коуэн был тогда пресс-секретарём Одри. — За всю историю “Парамаунт” ни одна звезда так не делала».
Доходы Андреа Дотти не позволяли семье вести тот образ жизни, к которому привыкла Одри: квартира в Риме и дом в Толошна. Вот почему актриса согласилась на предложение Теренса Янга сняться в фильме «Узы крови» за миллион долларов и процент от сборов. «Сначала Одри Хепбёрн сказала “нет”. Категорически, — рассказывал Теренс Янг. — Она больше не хотела сниматься в кино. Я две недели убеждал её согласиться с принципом, по которому она может сняться ещё в одном фильме. Потом пришлось уговаривать её прочесть сценарий, потому что сценарий хороший. Наконец, она должна была быть уверена, что если вернётся к работе, это не отразится на жизни Луки. Она была очень хорошей матерью».
Лука, которому вскоре исполнилось десять лет, теперь ходил во французский лицей в Риме. Это позволяло Одри более спокойно подумать о своём возвращении в кино. «Я не стану сниматься, если не смогу сочетать работу со своими семейными обязанностями, — сказала она. — Я не думаю, что можно просто так взять и уехать, бросив своего ребёнка на два месяца. Прежде чем согласиться, мне нужно было увидеть график съёмок. Надо было провести четыре недели в Мюнхене, но это меня не тревожило: это всего один час на самолёте».
Шону было уже 19 лет, он изучал современную литературу в университете в Швейцарии. Он «приезжает, когда может». Он последует за ней в кино, говорила она, но не как актёр: «Я его не проталкиваю, но меня не затруднит порасспрашивать, не нужен ли кому красивый, высокий, сильный, энергичный мальчик-полиглот, чтобы помочь с фильмом». Она сдержит своё слово.
Сюжет «Уз крови» построен на серии убийств знакомых наследницы большой фармацевтической фирмы. Написанный по мотивам бестселлера Сидни Шелдона, сценарий, однако, изобилует клише. Героине, которой в книге 23 года, в фильме — 35 (новый вызов для Одри). «Она обладала качеством, которого нет ни у одной актрисы: была одновременно утончённой и ребячливой, — скажет Шелдон. — Работать с ней было истинным счастьем: огромный талант и никакого эгоцентризма».
Но съёмки не задались, да и фильм не получился. Актриса Беатрис Стрейт вспоминает о натурных съёмках на Сицилии: «Ирен Папас постоянно твердила, что уже не помнит, как играют в кино; Джеймс Мейсон постоянно ворчал, что в последний раз он участвует в фильме, в котором не является одновременно продюсером и режиссёром, а потом прибыла Одри в сопровождении телохранителей и решила, что пусть уж лучше её похитит мафия, чем сниматься дальше...»
Только сцены, снятые в Нью-Йорке, стали бальзамом на израненную душу. В этом городе актрисе больше всего нравилось то, что она могла встать в проёме двери на какой-нибудь улице Манхэттена в час пик и никто не обращал на неё внимания. «Я всегда дорожила своей личной жизнью, и в Нью-Йорке она под защитой, — говорила она. — Я могу совершать долгие прогулки, как Грета Гарбо, и никто не нарушит моих мыслей и моего покоя. Кстати, на днях я была на Пятой авеню и увидела женщину, похожую на Гарбо; я уже хотела подойти к ней, но тут подумала: “Господи, поставь себя на её место! Если это она, ты навязываешь ей то, чего сама не любишь”».
Когда фильм в 1979 году вышел на экраны, рецензии были убийственными. «Санди экспресс» даже написала: «Это ужасный фильм, лишённый юмора; но хуже всего то, что он совершенно бессвязный, так что даже непонятно, что к чему». Одри была сражена плохими отзывами. Хотя, как обычно, пресса расхваливала её игру, она всё же была убеждена, что в ней больше не горит священный огонь и что теперь, в каком бы фильме она ни появилась, уже не будет так, как прежде. Задумалась она и о том, сохранила ли свою способность распознать победителя. Конечно, продюсеры не сомневались в эффекте, который произведёт её имя в титрах, о чём говорил неиссякаемый поток сценариев в её почтовом ящике, но это было слабое утешение. Её вера в себя — или то, что от неё осталось, — была поколеблена.
56