Минут двадцать после таких откровений мы играли в «Да ладно?! – Да точно!», пока Саныч не спросил: чтобы я стал делать если бы случившееся действительно оказалось правдой? Я ответил, что пришлось бы написать новую книгу и собрать в ней всех своих персонажей. Саныч оценил идею и, не делая паузы, предложил лететь вместе с ним на Гоа. Он уже купил билет и улетает через несколько дней.
Еще одна его великолепная черта – внезапно и аккуратно поменять тему разговора, да так ловко, что и концов не сыщешь. Была тема, да сплыла. Правда, в этот раз подмена не показалась мне выполненной незаметно. Смутила меня сама подача предложения. Саныч прежде чем сказать, как-то затих, притаился, словно что-то обдумывал, взвешивал. Но это не могли быть сомнения по поводу приглашения. До этого разговора он много раз предлагал лететь с ним, убеждая какой незабываемой для меня может оказаться поездка. Там жила куча его друзей и знакомых и каждый год «куча» становилась все больше. Так получилось, что все его старые друзья уже жили в Индии, а редко появляющиеся новые, почему-то, то ли с его подачи, то ли так совпадало, тоже уезжали туда навсегда. Здесь кроме меня и постоянно меняющихся девчонок он уже практически ни с кем не общался. Саныч ездил на Гоа уже более десятка раз, с удовольствием и надолго. Возвращался из Индии совершенно другим человеком – отдохнувшим, расслабленным, освобожденным от проблем, но при том живым и заряженным какой-то магической энергией, поэтому знал, о чем говорил, приглашая меня. Рассказывал, как здорово мы проведем время с его многочисленными друзьями, как будем часами валяться в океане, пить прекрасный рубиновый гоанский ром из пузатых бутылок, которые так удобно ложатся в руку словно специально спроектированы для питья из горлышка. Заедать его самыми разнообразными спелыми фруктами и нежнейшей только выловленной рыбой. Пить фанту из потертых стеклянных бутылок. Настолько потертых, что кажется, эти бутылки приплывают к гоанским берегам с других частей света и еще долго трутся о берег, пока их не соберут аборигены. Обещал познакомить меня с настоящим гуру, мастером медитаций и транса. Рассказывал, как мы будем отрываться на дискотеках, гонять на мотоциклах, знакомиться с бесчисленным количеством необыкновенно интересного народа и многое-многое другое, в общем, веселиться и отдыхать. Но сейчас ни о веселье, ни об отдыхе Саныч не сказал… Мне не послышалось, – он точно ничего такого не сказал! Зато в его теперешнем приглашении я услышал слово «уехать», на котором он сделал ударение, а вместо «отдыхать», уловил еще и жутко нелюбимое мной слово «надо». И хотя оно и не прозвучало, но в моем мозгу оно ударило набатом. Мне стало очень неприятно и даже страшно. Я чувствовал, что с отъездом Саныча остаюсь без такой необходимой сейчас его поддержки, но ехать с ним не мог.
– Саныч, мне нужно завершить кое-какие дела. Не хочу людей подводить. Но в следующий раз, обещаю, сто процентов поеду. Ты же не останешься? – спросил я, с нескрываемым волнением ожидая его ответ.
– Я знаю твои дела. Их можно и там поделать. Ты зря думаешь, что там глухомань. Перебои со светом и связью бывают, конечно, особенно в сезон дождей, но это все кратковременно. В общем, смотри. Как хочешь. Я в этот раз еще не останусь. Мне к родным вернуться надо. Да я бы тебе сказал если б решил не возвращаться.
– Давай тогда до следующего раза?
– Давай, думай. Сейчас там пока не сезон, поэтому билеты есть. Если созреешь, – в любой момент купим. Еще пара дней на раздумья.
Пока Борщ трясся в поезде и вместо изучения материалов по делу Алешинского писателя гонял в планшете шарики, в конторе состоялось запланированное мероприятие.
Зал на три сотни мест заполнился почти полностью. Кроме сотрудников самого управления пришли, приглашенные из других подразделений руководители и их замы; приехал, удостоенный, как это обычно бывает, незаслуженно высокого внимания, чей-то адъютант из Министерства внутренний дел; за сценой топтался и шумел хор из подшефного детского дома.
Хор, в отличие от бесполезного помощника министерского чиновника, оказался тут вполне уместным, так как собрание значилось итоговым и посвящалось первой годовщине существования управления. Дата не слишком «говорящая», но значимая и поэтому поводу решили организовать небольшой концерт. Кроме детдомовцев выступал только начальник управления, генерал, Ершов Алексей Григорьевич, с речью, и все мероприятие уложилось в час общего времени, чтобы не отвлекать работников от насущных проблем.