Ташдар напряжённо мыслил. Судя по раскрывшемуся рту. Похоже, что-то складывал. Или умножал. Не скажу точно - что, но очень большое.
Сразу видно - мудрец. Вместо того, чтобы, как и положено чиновнику, отнимать и делить.
-- Итак, представь. Вот я вступил. В смысле: в борьбу на конкретном путевом перегоне. Сделал много-много копий Корана. И решил продать их правоверным. Какие препятствия воздвигнут на моём пути глупые и алчные людишки? Учти, Абдулла, речь идёт о паре сотен. Сотен тысяч книг! Иные люди живут слишком далеко, и мне не отвезти туда. Другие же хотят книг изукрашенных. Я же - прост и не искусен в украшениях. Третьи ищут написанных рукой конкретного человека. Например, своего сына, обучающегося в медресе. Но пара сотен тысяч - возможно. И сотни тысяч писцов, их начальников, их семьи и родственники, все, кто имеет источник дохода в этом деле, завопят в злобности и восстанут в зависти. Что мне нужно сделать, чтобы обойти их ловчие ямы, избежать их капканов? И донести слово Пророка до множества страждущих?
-- Э...
-- Что переплёт не должен быть из свиной кожи, а в краске - свиного жира - мне понятно. Что должны быть произнесены молитвы и соблюдены посты и омовения - само собой. Что в конце каждой книги будет указано, что она создана милостью Аллаха и трудами хаджи Абдуллы...
-- К-каждой?! Две сотни тысяч раз?!
Ме-е-едленно. По словам.
-- Две. Сотни. Тысяч. Каждый год.
-- О, Аллах!
-- Друг мой Абдулла, ты был добр ко мне, ты поддерживал меня в годину невзгод. Как же я могу не отблагодарить тебя? Не восславить твоё имя? Имя твоё прославится на всю умму. Тебя будут почитать в одном ряду с Зейдом ибн Сабитом, Абу Рувайм Нафи` ибн `Абдуррахман аль-Ляйси, Абу?-ль-Ха?сан Али? ибн Ха?мза аль-Киса?и, создавшим куфийскую школу арабской грамматики, Абу? Джафа?р Муха?ммад ибн Джари?р ат-Табари?, написавшего ещё "Историю пророков и царей"...
-- О, Аллах! Милостивый и Милосердный!
-- Ты ведь встречался с аль-Гарнати? Он проехал пол-мира, долго жил в Булгаре, лет пятнадцать тому бывал в Киеве, проповедовал у мадьяр, совершил хадж, вернулся в Багдад к тогдашнему визирю.
-- Да, я помню этого андалузца, мы встречались с ним в доме моего друга, кади Якуба бин Ногмана. Аль-Гарнати был очарован сочинённой бин Ногманом "Историей булгар". Как мне говорили, вернувшись в Багдад, аль-Гарнати включил в свою книгу о путешествии большой отрывок из этого труда.
-- Отлично! Сейчас на престоле халифов сидит Юсуф ибн Мухаммад аль-Мустанджид Биллах. Говорят - добродетельный, справедливый и образованный человек. Пишет стихи, изучает астрономию. Уменьшает налоги и таможенные пошлины.
-- Да, я слышал о нынешнем халифе многие добрые слова.
-- Тогда почему бы тебе не найти уважаемых людей, которые донесут до ушей халифа добрую весть о дешёвом Коране? Этот... Якуб бин... ещё живой? Можно его подрядить на поездку ко двору повелителя правоверных?
-- З-зачем?
-- Чтобы получить благословение наместника пророка! Чтобы все правоверные узнали, что читать эту книгу, молиться и размышлять о ней - угодно самому Аллаху!
Абдулла загрузился. И снизошёл на него свет сути, и ударила его молния смысла... В смысле - попытался встать и чуть не упал. Пришлось ловить, шлёпать по щекам. Наконец, слегка нетвёрдо держась на ногах, он отправился к своему шатру, чуть слышно бормоча:
-- Охренеть... ля илля... инклюзивно...
Ваня! Факеншит! Сколько раз повторял себе: придержи язык! Ну вот - испортил ташдара. Ежели теперь он такое вместо икамы провозгласит... скандал может получиться.
Но времени стыдиться не было: я развернулся к просидевшему весь этот диалог с разинутым ртом Николаю.
-- Ну? Что ты так уставился? Сквозняк в желудке устроил. Рот закрой. Ничего нового. Мы так в Смоленске колёсную мазь продавали. Помнишь? Знакомый, в принципе, товар. Чуть другая форма. Массово. Дёшево. При поддержке туземного начальства. В халифате нынче... не славно. Халифу деньги всегда нужны. А он налоги снижает. И вот - и дело благое, и поделиться я готов. От него - благословение и фетву какую-нибудь. Типа: "и это - правильно".
-- В-Ваня... Это ж... сколько будет?