Выбрать главу

– Что-то не так? – спросила я. – Я что-то пропустила?

Она вздохнула и пролистала список контактов. Мы с мамой не очень-то ладили в последнее время, да и раньше, честно говоря, тоже. И всё же я достаточно хорошо знала свою мать, чтобы понимать, когда она обо мне беспокоится. У неё вдруг появилась ямочка на левой щеке, как будто она прикусила её изнутри. И сейчас её лицо буквально сосредоточилось в этой ямочке.

– Что происходит? – спросила я. – Что ты делаешь?

Помолчав, она глубоко вздохнула и бесстрастно произнесла:

– Пожалуй, тебе пора узнать кое-что о нашей семье.

– О нашей семье? – Я нахмурилась, а мама сморгнула слезинки, закравшиеся в уголки её глаз.

– В принципе, я и сама мало что знаю. Твой отец как-то сказал, что если однажды какая-нибудь из его дочерей заговорит о странных клубах пыли… – пробормотала она и пристальнее вгляделась в экран своего смартфона. – Всё так, как есть, Офелия. Мне очень жаль. – Её голос стал ломким. – Тебе придётся уехать отсюда, чтобы понять.

– Прошу прощения?

Похоже, что-то пошло не так. И очень сильно. В какой кошмар меня втягивают?

Сначала меня преследовали эти странные хлопья пыли, а теперь из-за них меня собираются отослать неизвестно куда?

Мой рот открылся сам собой и снова закрылся.

– Т… ты, должно быть, шутишь! – наконец простонала я, уставившись на маму, которая слушала гудки и знаком просила меня помолчать.

– А можно узнать, что именно сказал обо мне папа? – продолжала допытываться я.

В нашем доме слишком редко говорили о папе. Даже спустя восемь лет после аварии его смерть всё ещё висела над нами, будто тёмное облако, которое, как все, вероятно, считали, в любой момент может превратиться в грозовую тучу, если подойти к нему слишком близко. И только я смотрела на всё по-другому. Может быть, потому что в тот день в машине с ним была я. И только я видела, как он умер.

И снова мама сделала вид, что ничего не слышит, как только я упомянула отца. Она всегда так поступала, когда дело касалось действительно важных вопросов. В какой-то момент она оставила меня справляться со всем самостоятельно. Я поджала губы.

– Поверь, так будет лучше. Для всех нас, – сказала мама. – Жак и Бланш позаботятся о тебе, а потом посмотрим, как всё пойдёт.

– Пендулетты? Но я думала…

Я почти не знала двоюродного дедушку и двоюродную бабушку, которых в последний раз видела на похоронах отца. Тогда они подарили мне книгу сказок, которые привели меня в ужас.

От страха я чуть ли не месяц спала на полу, возле кровати моей старшей сестры Греты. Мне не было и девяти лет.

С тех пор как в начале прошлого года Грета переехала к ним, чтобы учиться в какой-то супершколе в Париже, выпускникам которой гарантировано мировое господство, или что-то в этом роде, Пендулетты время от времени звонили нам, но чаще писали. Однако до сих пор маме это не особенно нравилось. Время от времени она даже заявляла, что они не в своём уме и она разрешила старшей дочери жить там только потому, что Грета почти совершеннолетняя и может решать сама. Почему же теперь она передумала?

– Почему? – прошептала я, но ответа не получила. Да она на меня даже не взглянула! Мои руки сжались в кулаки, ушибы разболелись.

– Я уже не ребёнок, понимаешь, мама? И ты не можешь просто так оправить меня к каким-то родственникам!

Она прижала мобильный телефон к уху.

– А давай ты пока переоденешься в сухое? – предложила она, по-прежнему не глядя на меня. – Подумать только, поехала на велосипеде в такой дождь! Я бы забрала тебя из больницы, если бы ты позвонила.

Я гладила своё перевязанное и теперь снова неприятно запульсировавшее запястье и боролась с порывом схватить её телефон и отключить звонок.

– Ничего, я справилась. И я, конечно, не собираюсь…

В этот момент кто-то ответил на другом конце линии. Мама с облегчением выдохнула.

– Я звоню насчёт Офелии, – сказала она, не обращая внимания на мои протесты. – Приезжайте как можно скорее.

Я поняла, что, должно быть, окончательно сошла с ума, когда спустя несколько часов вылезала из парижского канализационного люка следом за сумасшедшей старухой. А ведь я была полна решимости противостоять маме, непонятно зачем позвонившей родственникам. Однако сейчас я сосредоточенно ставила ноги одну за другой на ступеньки ржавой лестницы, в то время как моя мама, дома, в Берлине, отправляла в школу уведомление о том, что я буду учиться дома до дальнейших распоряжений. Над головой я различила лоскуток тёмного ночного неба и переливающийся тюрбан двоюродной бабушки Бланш.