– Здравствуйте, – очень спокойно и вежливо проговорил он. – Меня зовут Йонас Гертнер, и я ищу работу. Умею ухаживать за растениями и плотничать. Я сирота, прибыл с той стороны пролива. Документы в порядке, я зарегистрировался. Живу в этой деревне с теткой. Вот…
Миссис Палмер сказала «да», только услышав о растениях. Мистер Палмер долго изучал протянутые мальчишкой бумаги – одну потрепанную, облепленную разноцветными печатями и штампами, вторую новую, только на днях выданную. Агата и Питер исподтишка рассматривали гостя, Ларри на правах почти взрослого смотрел на мальчишку прямо и что-то спрашивал про…
– Пит, молоток подай, – прервал поток воспоминаний Йонас. – И пару гвоздей. Вон тех, ах-ха. И чего молчишь? Кто тебя гуталином угостил?
– Да пара придурков, – вяло отмахнулся Питер, протягивая Йонасу молоток с гвоздями. – Обычные школьные разборки.
– А я бы им сумки поджег за такое, – приколачивая раму шпалеры на место, произнес Йонас. – Или на разлитую краску усадил.
Питер вздохнул и промолчал. «Я бы» он не любил. Звучало как мораль. Хорошо, что Йонас никогда не говорил, что надо быть сильнее, круче, давать в нос за любую провинность и все такое. Но его «я бы», хоть было и мягче, тоже царапало. Хорошо говорить, когда ты легкий, шустрый, проворный и бегаешь быстрее всех в округе.
– Ну вот и все. Пошли твою башку отмывать?
Йонас соскочил с приставленной к шпалере лестницы, прищурился от солнца. Приставил ладонь ко лбу козырьком, оглянулся в сторону дома.
– Мистер Палмер дома?
– Вроде нет, – неуверенно протянул Питер. – Разве что где-то в кабинете. Я его не видел, пока бегал туда-сюда.
– Ах-ха. Тогда берем ведро – и за дом! Кто вперед до сарая?
И они вдвоем припустили по дорожкам между островами цветов. Бежали нечестно: Йонас поддавался, уступал Питеру. Питер старался изо всех сил, несся, едва успевая под ноги смотреть. Марафон до сарая он, конечно, выиграл.
– Ты победитель – тебе и ведро тащить! – расхохотался Йонас.
Питер нагнулся, вытянул из-под полки ведро. «А если отец дома? Увидит, что я у пруда – голову открутит, – подумал он. – Как-то надо Йона упросить. Ему точно ничего не будет».
– Слушай. Стащи ты воды, а?
– Дрейфишь? – насмешливо протянул приятель.
Перевернув ведро, Питер уселся на него, как на табурет. Поглядел на перепачканного землей Йонаса, сделал очень серьезное лицо. Как делает отец, когда они с Ларри обсуждают какие-нибудь бумажные дела.
– Я тебе сейчас такое расскажу, что ты тоже сдрейфишь, – многообещающе начал Питер. – Но сперва скажи, что ты знаешь о русалках?
Йонас стащил с головы бейсболку, крутанул ее на пальце. Перехватил за алый козырек, хлопнул о колено. Прошелся по сараю, потрогал педаль висящего на стене старого велосипеда Ларри.
– Мало знаю, – после долгой паузы сказал он. – Они в воде живут. То, что у них хвосты, – не факт. Морские с хвостами, да. А те, что речные, – у них ноги есть. Но от воды далеко они не отходят. Они как медузы. Вода их питает, на суше они беспомощны и больше часа не могут.
– Они что – воздухом дышат? – удивился Питер.
– Они и так, и так могут. Питаются всем, что в воде живет. Хищные. Красивые. Правда красивые. Как манекенщицы в журналах твоей сестры. Только без начесов и штукатурки.
– Это я знаю. Я видел хвостатых на выставке. Мне не понравились. Они слишком похожи на людей. Только ниже пояса рыбы. И с сиськами голыми, фу.
– Это морские были, – со знанием дела произнес Йонас. – Они крупнее, сильнее, агрессивнее.
– А речные чем отличаются?
Йонас долго молчал, глядя в запыленное окно. Иногда он так «зависал», словно выпадал из реальности, и тормошить его было бесполезно. Черты лица заострялись, взгляд потухал, прятался под щеточкой светлых ресниц. Питер думал, что в эти моменты друг вспоминал родные края, которые ему пришлось покинуть. Йонас был родом как раз из тех мест, где появилось «пятно междумирья». Он никогда не рассказывал, что случилось с его родными. Но Питер чувствовал, что ничего хорошего. И истории про оттудышей – порой с потрясающими подробностями, о которых не писала пресса, – тоже были неспроста.
– Речных нельзя трогать, – глухо проговорил Йонас. – Это души рек. Больших и маленьких. Если убить речную русалку – река потечет мертвой водой. И убийца будет проклят.
– Зачем их убивать?
Йонас смотрел на приятеля как на маленького.
– У вас что, этого не знают? Плоть речных русалок дарит бессмертие.
Питеру стало не по себе. Он почувствовал себя глупее Агаты. Йонас говорил так, будто объяснял то, что известно с пеленок всем-превсем, а не рассказывал жутковатые сказки. Питеру очень хотелось сказать ему: «Да врешь ты все! Так не бывает», – но что-то мешало это сделать. Может быть, то, что Йонас был его лучшим другом? А может, то, что ему просто хотелось верить в страшные истории?