— Ты можешь сказать, что мне теперь делать? — Голос Нури дрожит от нетерпения.
— Принеси мне рюмку водки! — Он молча повинуется, и я залпом ее выпиваю.
— Хорошо, побеспокойся о предохранении. Я не принимаю пилюли, а сегодня опасно!
— Что? Опасно! — в ужасе перебивает он. — Ты все-таки замужем, и твой муж знает, где ты?
— Да нет! Я могу забеременеть!
Это приводит его в восторг:
— Ах! Любовь моя! Ты напала на подходящего мужчину. Я сделаю тебе отличного ребенка!
— Но я не хочу ребенка!
— Ты не хочешь ребенка? — Он не может этого понять. — У тебя уже есть дети?
— Нет. Нет времени. Я должна работать, должна сама себя содержать. И скоро мне надо возвращаться в Канаду. У тебя есть презерватив?
Нури возмущенно трясет головой. Разумеется, у него нет. Чего я ждала? О Боже! Свою первую ночь любви в Париже я представляла себе не такой сложной.
— Ты можешь вынуть? — недоверчиво спрашиваю я.
— Скажи, что я должен делать? — Он кусает губы.
— Я же говорю. Ты должен вынуть. Ты знаешь, как это делать?
— Да! — Звучит не очень убедительно. — Я всегда вынимаю. Со всеми женщинами вынимаю!
— Ты не должен кончать в меня. Тебе надо сдерживаться как можно дольше. Если больше невтерпеж, ты должен вынуть. Обещаешь? Никакого оргазма во мне.
— Понял?
— Да! — Он по-прежнему не смотрит на меня, таращится на стену за моей головой и говорит как в трансе.
— Ты меня вообще слушаешь?
— Да! Я выну!
— Ну, хорошо.
Я пододвигаюсь на неудобном диване с продавленным матрасом, чтобы освободить ему место. Кто знает, может, у него действительно получится. К тому же после двух оргазмов давление снизу не такое сильное.
Оргазмы? Бог ты мой! Водка делает меня забывчивой. В своем теперешнем состоянии Нури опасен для меня. Самое время продолжить сексуальный ликбез.
— Дорогой, я сейчас скажу тебе что-то важное, ты должен запомнить. Когда опасно и у тебя дома нечем предохраняться, то можно заниматься любовью только один раз.
— Почему? — недоверчиво спрашивает Нури.
— Потому что твоя штучка вся в семени, и в тот момент, когда ты опять начнешь, все уже свершится.
Нури сидит как изваяние.
— Не бойся, — успокаиваю я его, — я знаю, что надо делать. Это очень просто. Слушай. Ты быстренько идешь в туалет, делаешь по-маленькому, чтобы все смылось. А потом моешь его, но тщательно! Это все. О’кей?
Нури смотрит на меня так, словно я говорю по-китайски.
Я целую его.
— Будь так любезен, сходи в туалет, сделай пи-пи, сколько сможешь, и помойся потом как следует с мылом!
— Но мне не надо в туалет! — возмущенно парирует Нури.
— Нет, надо. Пары капель достаточно. Ты должен заставить себя!
— Но я не могу, когда я так взволнован! — Как упрямый ребенок, он показывает на свою вертикально торчащую анатомию. — Можно сколько угодно мучиться, ничего не выйдет!
— Тогда ты должен одолеть его. Попробуй холодной водой.
— Что? — Он смотрит на меня как на сумасшедшую. Неужели я действительно хочу, чтобы он устроил своему священному фаллосу холодный душ? Я хочу!
— Ты должен попытаться, — неумолимо говорю я, — иначе мы не сможем быть вместе!
Он раздумывает секунду, видит, что я не шучу, и со вздохом натягивает рубашку. Потом вытаскивает пустую консервную банку, становится ко мне спиной возле кухонной ниши и замирает.
Минут через пять я слышу робкий плеск.
— Десять капель! — восторженно кричит Нури, швыряет банку в мусорное ведро и молниеносно раздевается. — Все в порядке, дорогая! — Потом он, как приказано, моется, вытирается свежим белым носовым платком и, сияя, спешит ко мне. — Я сделал все, что ты хотела. Что теперь?
Ну ладно. В Канаде, правда, не писают перед своей возлюбленной в консервные банки, но зловонный клозет был бы еще хуже. Хорошо, что он там не был. Все-таки в нем больше деликатности, чем мне показалось вначале. Славный мальчик. В награду (и чтобы удостовериться, что все в порядке) я поцелую его сейчас внизу. Он для этого достаточной аппетитный.
— Ляг ко мне, дорогой. Я сказала лечь, а не броситься. Нет, нет! Не на меня! Я не переношу, когда мужчина лежит на мне. Иди сюда, ложись рядом. И лежи спокойно. Абсолютно спокойно!
Я наклоняюсь к его члену. У спермы острый, почти алкогольный привкус, но на твердом, изогнутом мужском достоинстве Нури ничего подобного нет. Я пробую языком и ощущаю только вкус мыла. Хорошо. Ребенок чист и готов к употреблению. Но лизать больше нельзя, иначе сейчас будет новая катастрофа. Нури уже опять стонет и дрожит. Он явно на пути к новому оргазму. Я кусаю его в руку. Это действует. Он открывает глаза.
— Спокойно, дорогой. Ты должен владеть собой!
Он неожиданно всхлипывает.
— Я не могу. Я хочу, наконец, заниматься любовью! Я это не выдержу, я с ума сойду! — Крупные слезы катятся из его черных глаз, и мое сердце тут же наполняется жалостью.
— О’кей, о’кей! Хорошо. Иди ко мне. Ляг на бок и тесно прижмись к моей спине. Так, теперь обними меня. Чудесно!
Я просовываю руку между своих ног, беру его член и умело заправляю в себя. Должна признаться, что после месячного перерыва это приятно.
— О!.. О!.. — выдавливает Нури и начинает двигаться, как сумасшедший. Толчки становятся все быстрее и быстрее.
Меня охватывает паника. Так дело не пойдет. Еще одна секунда — и я забеременею. Ловким движением я поворачиваюсь, и он выскальзывает из меня. Преимущество этой позиции в том и состоит, что женщина — хозяйка положения. Это было на редкость своевременно.
— Что ты делаешь? — возмущенно орет Нури.
— Ты должен следить!
— Я слежу! — протестует он.
— Ты почти кончил.
— Неправда! Я следил!
— Это мы сейчас увидим, — говорю я, переворачиваюсь и подвергаю его новой проверке. — О’кей, ты прав, извини! Но не двигайся так быстро, иначе это сразу произойдет. Медленнее, дорогой, как только можешь. Чем дольше это длится, тем прекраснее.
Нури старается изо всех сил, и пару секунд дело кажется весьма утешительным. Его орудие хотя и маленькое, но благодаря своей изогнутости задевает мое самое чувствительное место. Действительно приятно. Но как только мне становится хорошо, я сжимаю внизу мускулы, это получается само собой, совершенно непроизвольно. Однако мои мышцы развиты чересчур хорошо для выносливости Нури. Только я почувствовала, что мои мускулы внизу сократились, как все происходит молниеносно. Нури сладострастно стонет, хватает мою грудь, начинает судорожно дергаться, и если это не оргазм, то я не Офелия!