Волна отвращения накатывает на меня, когда я смотрю на стопку напечатанных листов. Сто пятьдесят готовых страниц! С большим трудом выкристаллизованные из путаных обрывков мыслей Нелли. Выстроенные в четкие, выразительные фразы. Стилистически причесанные, отполированные, сделанные понятными и доступными. Час за часом терпеливая, напряженная работа. И к чему все это? Чтобы на меня напали в метро?
Я звоню Нелли, рассказываю ей всю историю и прошу на пару дней отпуск. Она сразу входит в положение и рекомендует посетить замки Луары. Счет я должна отослать ей. Звонит мать, утешает меня, сочувствует. Не хочу ли я приехать домой? Она вышлет мне билет на самолет. Я долго раздумываю. Предложение заманчивое. Но потом я решаю остаться. Я не убегу. Я должна преодолеть шок другим путем.
Из пары дней отпуска получается целых два месяца.
С начала мая до начала июля я не в состоянии сконцентрироваться и не пишу ни одного слова. Зато погружаюсь в бурную парижскую жизнь, ощущение радости от этого великолепного города у меня осталось. В метро я больше ни ногой! Езжу в автобусе или в такси на показы мод, концерты и в театр. Посещаю оперу, все музеи, брожу по улицам, часами сижу на террасах кафе и наблюдаю за множеством прекрасных людей, которых так же, как и меня, потянуло на берега Сены из самых отдаленных уголков земли.
Моя жизнь полна крайностей. Если первые три недели я безвылазно провела дома, то следующие восемь я все время в пути. Ничто не в силах удержать меня в квартире. Не успеваю проснуться, как мне уже надо быть среди людей. Я молниеносно одеваюсь, вылетаю из дома, бегу вверх, на площадь Контрэскарп, чтобы позавтракать в «Кружке пива». И только когда передо мной стоит большая чашка ароматного кофе со сливками (во всем Париже не найдется вкуснее), когда я слышу речь и смех, только тогда мне становится лучше.
Временами я вижу Юсуфа, помогающего в тунисской кондитерской. Один раз он подходит ко мне, чтобы передать привет от Нури. Я должна хранить ему верность, летом он приедет меня навестить. Ну-ну! Лето еще не скоро, не буду забивать себе этим голову. Сейчас я хочу развлекаться! Именно теперь! Пока продолжается эта прекрасная жизнь! Кто знает, что будет завтра? Я больше ни в чем не уверена!
Я выхожу каждый вечер и никогда не возвращаюсь раньше четырех утра. Случайно обнаруживаю джаз-клубы в Шателе — «Маленький оппортунист», «Соленый поцелуй», «Мюзик-холл», «Сансет» — тесные прокуренные кафе, чаще всего в подвалах, в которые раньше меня бы не затащили на аркане. Но теперь я просиживаю здесь каждую ночь, и музыка бальзамом льется на мою израненную душу.
Лучшие в мире музыканты приезжают в Париж. Я слушаю Диззи Гиллеспи, Кларка Терри, Бадди Тейта, Чета Бейкера, Оскара Петерсона и Рея Чарлза. Плачу триста франков, целое состояние, чтобы послушать Эллу Фицджеральд во Дворце конгрессов, быть может, это ее последнее выступление, и я не хочу его пропустить. Она поет великолепно. Публика неистовствует!
Я люблю классическую музыку, но сейчас мне необходим ритм, экстаз, экспрессия, хочу стучать в такт ногами и смотреть, как музыкантам пот течет за воротник. Я хочу музыку, которая рождается на глазах, при которой невозможно оставаться спокойной, хочу самых высоких тонов, стремительных пассажей, сладострастного благозвучия.
Джаз — это выраженная в музыке сексуальная энергия, плотское желание. Воздух пропитан эротикой. После каждого сольного выступления я до боли хлопаю в ладоши. Я знаю, что мои рыжие кудри пылают в темноте. Чувствую, что притягиваю к себе все взоры. Таинственная незнакомка, одна приходит, одна уходит. Что может быть более интригующе?
Музыканты улыбаются мне со сцены. Мужчины придвигаются поближе. У всех на уме одно и то же. Кто она?
Откуда? Можно ли осмелиться заговорить с ней? Но после последнего выступления между двумя и четырьмя часами утра я всегда встаю, выхожу на улицу, беру такси и еду одна домой, утомленная и счастливая, в ушах еще звучит музыка, в крови играют ритмы. Я больше не боюсь! Я живу! Все будет хорошо!
Я трачу много денег.
Ну и что такого? У меня они есть. Впервые я иду к косметичке, но не в один из больших салонов. Я иду к Жанне на улице Ласепед, которая сама изготовляет свои кремы, она основательно чистит мне кожу, делает мягкий массаж, говорит мне комплименты, которым я, естественно, радуюсь.
— У вас нет ни одной морщины, — замечает высокая белокурая бретонка с тонко очерченными бровями и римским носом, — Даже мимические линии почти не видны. Вы действительно счастливая. Ваши высокие скулы бесценны. Кожа упругая. У вас всегда останется молодое лицо. В сорок вы будете выглядеть так же, как сегодня. Спорим?
— Но мне уже сорок, — довольная, смеюсь я.
— Вам сорок? — Она не может в это поверить.
— Даже сорок один.
— Я бы дала вам меньше тридцати, — говорит Жанна, которая сама выглядит лет на двадцать восемь-двадцать девять. — Честное слово, это потрясающе! Знаете, ведь мне сорок четыре. Но я всегда скрываю свой возраст, все равно мне никто не верит.
Дома я подробно рассматриваю себя в зеркале.
Кожа светится и имеет здоровый вид. Шелушение на щеках, появившееся после слезоточивого газа, исчезло. Лицо гладкое, глаза не замутненные, я явно на пути к выздоровлению.
В качестве следующего шага записываюсь в очень дорогой и престижный спортклуб, рядом со своим домом. Там я учусь плавать и постигаю искусство самообороны. Каратэ все-таки не для меня.
Да, мы женщины вовсе не так беззащитны! У нас есть колени и локти, зубы и ногти, мы быстрые и ловкие, у нас есть все шансы, стоит нам только захотеть!
У меня появляются совершенно новые физические ощущения, я открываю в себе неведомые ранее силы, мускулы, которых никогда не чувствовала. Почему этому не учат в школе? Что толку от глупой физкультуры, кому нужна аэробика? Только напрасная трата времени. Курсы самообороны — вот что нам нужно сегодня — и гражданское мужество!
Нам нужно мужество, чтобы хотеть защищать себя. А оно отсутствует у женщин. Мы все еще ждем благородного спасителя, а пока он придет, ты уже умрешь! Никто не явится на помощь! У современного человека нет гражданского мужества, вот грустный вывод. Еще и поэтому преступность одерживает верх.