Илья послушно кивнул головой.
– Начать, пожалуй, лучше издалека, – сказал офицер и выдержал небольшую паузу. – Со времен Великой войны. Историю, я думаю, ты знаешь в общих чертах. Однажды, в один далеко не прекрасный день, стало ясно, что империя неизбежно проиграет. Свободные нации пока только готовили свой священный десант на побережье Алтии, наш континент был еще свободен, но имперские войска уже выбили отовсюду, кроме метрополии. Сепаратные переговоры о мире с участниками антиимперской коалиции сорвались… Откровенно говоря, свободным нациям было за что нас ненавидеть: на их территории мы успели натворить немало… разного. Не буду отвлекаться, слушай дальше. Промышленность империи работала на износ, но кадровая армия и лучшие роботизированные и танковые дивизии навсегда остались в Наирском и Пражском котлах. Города и заводы бомбили. Мобилизационный ресурс почти исчерпан, поставки сырья в метрополию прерваны. В общем, конец империи явно приближался. И тогда император Тит сделал ставку на создание сверхоружия. Была поставлена задача сделать нечто такое, что повернет ход войны вспять.
– Разрушитель? – спросил Илья.
– Да, в конечном итоге сработал именно Разрушитель. Успеха достигли физики со своей теорией наслоенных вероятностей и разрыва причинно-следственных связей в материи. Но также ставка была сделана и на генную инженерию с биотехнологией. Так вот, вся программа по созданию симпантов и факультет Д-21 берет свой исток из исследований имперских военных генетиков той эпохи. Первые боевые симпанты родились именно тогда.
– Людей скрещивали с крысами, – вставил реплику Илья. Зря он это сделал, офицер, услышав ее, поморщился, как от зубной боли.
– Какой бред. Илья, ты вообще на уроки биологии ходил? Или смотрел вместо них дешевые ужастики?
– Извините, не подумал. – Илья почувствовал сильный стыд. – Конечно же, люди и крысы не скрещиваются.
– Ну, хоть это ты понимаешь, – покачал головой Максимов. – Слушай дальше. Ты прав, люди и крысы не скрещиваются. Никак. Даже в лаборатории генно-инженерными методами собрать из геномов человека и крысы нечто общее нельзя. Забудь вообще о крысах они тут ни при чем.
– Но как тогда…
– Слушай внимательно и поймешь. Ты знаешь, сколько у человека хромосом?
– Вроде двадцать три, – напряг память Илья, пытаясь реабилитироваться за прошлую промашку.
– Почти верно. Двадцать три пары линейных хромосом, а всего сорок шесть. В них более трех миллиардов нуклеотидов. Так вот, из всего этого добра реально участвует в синтезе белков менее девяноста процентов генетического материала. Для остального ранее использовался термин «мусорная ДНК». Предполагалась, что там находится так называемый «мусор» – битые и неиспользуемые фрагменты генетического кода, которые отвергнуты эволюцией. Был, правда, ряд исследователей, которые полагали, что это не так или не совсем так. Природа практична. Если там мусор, то почему организм от него не избавился? А может, там есть и что-то еще? Как ни странно, но в конце Великой войны они получили карт-бланш на свои исследования. Деньги и ресурсы требовались сравнительно небольшие, а император Тит был готов схватиться за соломинку. Когда кто-то из ученых пообещал возможность, даже теоретическую, создания «суперсолдат», он дал добро. Об этических нормах в то лихое время никто и не вспоминал.
Так вот, ученые оказались правы. Выяснилось, что генетический «мусор» содержал информацию о всех прошлых состояниях человеческого организма. Наши предки не ушли бесследно, полная информация о них была сохранена в неиспользуемом коде. Если провести грубую аналогию, то это подобно компьютерным бэкапам, в которых хранится информация о прошлых состояниях системы. Все, чем мы были тысячи и даже миллионы лет назад – есть в нас всегда, просто данная область генетической памяти заблокирована.
– Они смогли ее восстановить?
– Да. Точнее частично. Спешка была дикой, нужен был результат. Для активации заблокированных генов использовали специальные вирусы и геномодифицированные микроорганизмы. Потом с помощью других вирусов раскрытый для считывания код заносили в яйцеклетку на стадии оплодотворения. Эксперименты с разными участками кода делали сразу в серии на сотнях эмбрионов – не было времени на последовательные эксперименты. Но все они провалились. Либо плод был нежизнеспособен, либо получалось нечто такое, о чем лучше умолчать. Страшное было время. Было лишь одно исключение – симпанты.