Таким образом можно достигнуть лишь следующего: бездарные невежды, отличающиеся самым узким пониманием дела, окончательно изгонят отовсюду способных и просвещенных людей, кои либо удалятся со служебного поприща, либо убитые бессмысленными требованиями не будут иметь возможности развиться для самостоятельного действия и безусловно подчинятся большинству.
Грустно думать, что к этому стремится правительство, не понимающее истинных требований века, а какие заботы и огромные материальные средства посвящены им на гибельное развитие системы, которая, если продлится на деле, лишит Россию полезных и способных слуг. Не дай. Боже, убедиться на опыте, что не в одной механической формалистике заключается залог всякого успеха. Мысль, что целое поколение воспитывается в подобных идеях — ужасна. Это страшное зло не уступает, конечно, по своим последствиям татарскому игу! Мне, уже состарившемуся в старых, но несравненно более светлых понятиях, не удастся видеть эпоху возрождения России.
Горе ей, если к тому времени, когда деятельность умных и сведущих людей будет ей наиболее необходима, наше правительство будет окружено лишь толпою неспособных и упорных в своем невежестве людей! Усилия этих лиц не допускать до него справедливых требований века могут лишь ввергнуть государство в ряды страшных зол».[42]
Наконец, для характеристики того ужасного разлагающего влияния, какое имела на дисциплину новая система общения начальников с подчиненными, приведу слова записки о состоянии государства в 1841 г., поданной Н. Кутузовым Императору Николаю Павловичу.[43]
Вот что говорится об армии в этом документе: «Войско наше блестяще, но это наружный блеск, тогда как в существе оно носит семена разрушения нравственной и физической силы. Разрушение нравственной силы состоит в потере уважения нижних чинов к своим начальникам; без этого же уважения войска не существует. Эта потеря произошла от предосудительного обращения главных начальников с подчиненными им офицерами и генералами: перед фронтом и при других сборах нижних чинов их бранят, стыдят и поносят. От этого произошло то, что, с одной стороны, те только офицеры служат и терпят это обращение, которые или не имеют куска хлеба, или незнакомы с чувством чести; с другой — что нижние чины потеряли к ним уважение, и это достигло до такой степени, что рядовой дает пощечину своему ротному командиру! Этого не бывало с учреждения русской армии; были примеры, что убивали своих начальников, но это — ожесточение, а не презрение».
Заключение о новой системе
Как можно легко видеть из трех последних выписок, все зло новой системы, окончательно внедрившейся в армию после 1814 года, прежде всего заключалось в ее гибельном влиянии на качество командного состава армии.
Идея, что страх наказания является движущей силой войск, забвение могучего значения самолюбия в военном человеке, унижение личности подчиненного, убили высокий, благородный дух командного состава прежней армии.
Оценка качеств начальника по блестящей внешности частей, выдвигание начальников за отличия на парадах и маневрах мирного времени дали бездарности легкий способ выдвинуться на самые высокие должности и свести высокое, благородное искусство управления душой и сердцем войск на степень простого и нехитрого ремесла командования при помощи взысканий и приказаний.
Вот, таким образом, те причины, результатом которых явился быстрый упадок и разложение первой армии Европы.
Подчиненный прежней школы воспитывался на доблестном примере начальника, воспитывался в идеях долга и чести, в убеждении, что он служит отечеству; подчиненный новой школы стал воспитываться на страхе наказания, в трепете перед грозной личностью начальника, в убеждении, что он обязан исполнять все его прихоти, коньки, затеи, даже капризы жены, детей, родни. Недаром выражение «я — Царь, я — Бог» было любимой поговоркой генералов николаевского времени; недаром у нас получил такую известность тип «матери-командирши», недаром развелись кроме начальников еще и «начальницы», считающие себя вправе делать замечания «подчиненным»; недаром с этого времени промахи против так называемого и зачастую при этом весьма уродливо понимаемого «светского такта» стали выше служебных недостатков.