Ставр решил, что пока все складывается для него лучшим образом. От приза Хиттнера еще осталось около восьмидесяти долларов. Возле ангаров наверняка имелась какая-нибудь забегаловка, где можно получить бутылку пива и порцию сосисок, а затем подцепить грузовик или легковушку попаршивей и договориться, чтобы подбросили до города. С этой идеей Ставр двинулся в направлении ангаров. От вертолетной площадки туда вела рулежная дорожка, выложенная из сцепленных между собой тонких стальных панелей. Грунтозацепы на протекторах ботинок Ставра прочно хватались за рельеф этих пластин. Ставр прошагал примерно половину дистанции, когда увидел выруливший из-за ангаров плоский широкий автомобиль. Он влез на рулежную дорожку и покатил навстречу. По силуэту Ставр видел, что это военная машина, но пока не мог определить, что за зверь приближается к нему.
Ставр остановился.
Он не испытывал особой тревоги, скорей — любопытство. Если человека выкупают из фильтрационного лагеря, значит, имеют к нему предложение. А предложение всегда можно обсудить.
Машина приблизилась настолько, что уже можно было рассмотреть не только общие очертания, но и детали конструкции. Это был «хаммер», американская машина для войск особого назначения.
«Черт возьми, «хаммер», — подумал Ставр. — Похоже, старине Хиттнеру за меня заплатили америкосы. Это интересно».
Он знал, что, где бы и против кого бы ему ни пришлось воевать, реальными его противниками будут американцы, они же будут и союзниками — в определенных обстоятельствах.
Железо рулежной дорожки лязгало под пуленепробиваемыми шинами. За водительским сектором лобового стекла Ставр видел абрис головы и плеч водителя, второе место было свободно. «Хаммер» остановился, обдав Ставра горячим духом работающего двигателя, бензина и масел — запах бешеных скоростей и действия.
Водительская дверца открылась, и из машины вылез крепкий, даже несколько коренастый мужчина лет тридцати — тридцати пяти. Под стать своему автомобилю он был одет в агрессивно-милитаристском стиле: армейские ботинки, свободные черные штаны и майка с короткими рукавами, черный же нейлоновый жилет с объемными карманами, по которым можно разложить множество таких вещей, которые всегда должны быть под рукой. Над клапаном левого верхнего кармана Ставр заметил звездно-полосатую нашивку.
— Хай, я Джек Кейт. А вы один из русских парней, натаскивавших в Сантильяне диверсантов и охрану тамошнего вождя.
— Нет, мать твою, я Индиана Джонс.
Кейт отодрал «репейник» на клапане с нашивкой, вытащил из кармана фотографию и показал Ставру.
— Прекрасное патриотическое фото, — заметил при этом он.
На фотографии президент Агильера цеплял на куртку вытянувшегося по стойке «смирно» Ставра «Серебряный крест» — будь он неладен, награду за «выдающуюся храбрость и так далее…». Рядом со Ставром стоял Советник.
Ставр почуял, что в ноздри потянуло паленым.
— Очень красиво, — кивнул Кейт на фотографию. — Ей-богу, моя мамочка прослезилась бы от счастья, если бы я послал ей такой снимок для семейного альбома.
— Кто вы? — спросил Ставр, возвращая фотографию. — И что вам, собственно, от меня надо?
— Я предоставлю информацию о своей персоне, само собой, в разумных пределах. Но прежде давайте уберемся отсюда.
У Ставра не было возражений против такого предложения.
Кейт съехал с рулежной дорожки и напрямик попер к ангарам. Ставр развалился на кожаной подушке железного сиденья, похожего на пилотское кресло вертолета. Свободный, бородатый, в пропотевшем камуфляже, в котором он и спал, и играл в футбол, и дрался и на котором наверняка где-то среди выгоревших коричневых пятен были брызги крови Буффало, Ставр отлично чувствовал себя в кабине «хаммера». Гораздо хуже он чувствовал бы себя в протокольном «мерседесе» сотрудников российского консульства: там он был бы тем, кем, собственно, и являлся, с точки зрения своих: вышедшим из-под контроля сотрудником безопасности, которому предстоит экстренная эвакуация на родину. А на родину Ставр намеревался вернуться без их помощи.
— Я знаю тут недалеко одно тихое местечко, там мы сможем спокойно обсудить наши дела, — сказал Кейт.