– О, дорогой, – негромко молвила миссис Грин, – мы, должно быть, опоздали.
Они вошли в гостиную; полковник Грин, буквально трепетавший до этого от страха, взял небольшой серебряный поднос и, глупо улыбаясь, предложил бокалы с коктейлем. Подполковник Ритчи-Хук, скорее как сторожевой пес, чем как человек, узурпировавший права хозяина, широко шагнул им навстречу. Миссис Грин попыталась выполнить обычную функцию и представить гостей, но Ритчи-Хук бесцеремонно перебил ее:
– Фамилии еще раз, пожалуйста. Произносите их четко. Ленард, Сарам, Смит, Краучбек? Но я вижу только троих. Где же Краучбек? А, понимаю, понимаю. А кому принадлежит мадам? – Он метнул свой свирепый взгляд на миссис Ленард.
– Не я принадлежу, а мне принадлежит вон тот, – развязно ответила миссис Ленард, кивнув в сторону мужа.
Все получилось намного проще и лучше, чем предполагал Гай. Только Ленард, казалось, чувствовал себя несколько раздраженным.
– Отлично! – сказал Ритчи-Хук. – Очень хорошо!
– Он любит, когда с ним разговаривают так, – заметила миссис Грин, а полковник Грин восторженно вытаращил глаза.
– Джин для этой леди! – крикнул подполковник Ритчи-Хук. Он вытянул искалеченную правую руку в черной перчатке, на которой уцелели только средний, указательный и половина большого пальца, схватил бокал и преподнес его миссис Ленард. Но веселое настроение быстро улетучилось, и бокал для себя Ритчи-Хук уже не взял. – Очень хороший напиток, если вам не нужно быть на ногах после завтрака, – добавил он.
– Что ж, мне не нужно, – сказала миссис Ленард. – По воскресным дням я обычно отдыхаю.
– На передовой не существует никаких воскресных дней, – возразил подполковник Ритчи-Хук. – С этой привычкой соблюдать уик-энды можно проиграть войну.
– Вы бьете тревогу и наводите уныние, Бен.
– Извини, Джеф… Этот полковник всегда был самым башковитым человеком, – добавил Ритчи-Хук, как бы объясняя смиренное согласие с критикой Грина. – Он был начальником оперативно-разведывательной части штаба бригады, когда я командовал всего только взводом. Потому-то он и живет в этом прелестном особняке, в то время как я прозябаю в палатках. Вы когда-нибудь жили в палатке? – неожиданно спросил он Гая.
– Да, сэр, непродолжительное время. Я жил в Кении и несколько раз путешествовал по отдаленной дикой местности.
– Это очень хорошо. Джин для старого колониста! – Он снова протянул черную культяпку, схватил еще один бокал с коктейлем и всунул его в руку Гая. – А охотиться вам приходилось?
– Однажды я убил старого льва, который забрел на ферму.
– А как ваша фамилия? Краучбек? Я знал одного молодого офицера из Африки. Но у него, кажется, была другая фамилия. Вот увидите, ваш африканский опыт пригодится вам больше, чем сотня штыков. В моих списках есть один никудышный парень, проживший половину своей жизни в Италии. Я и пенса не дам за его опыт.
Мисс Грин подмигнула Гаю, но промолчала.
– Я тоже повеселился в Африке, – продолжал Ритчи-Хук. – После одного очередного несогласия с начальством меня откомандировали в пехоту в Африке. Хорошие ребята, если держать их в ежовых рукавицах, но чертовски боятся носорогов. Один из наших лагерей был разбит около озера, и вы знаете, каждый божий вечер через плац для строевых занятий этого лагеря на водопой к озеру повадился ходить носорог. Чертовская наглость! Я хотел пристрелить его, но командир понес какую-то чепуху насчет того, что необходимо иметь разрешение на отстрел дичи. Это был необыкновенный консерватор и весьма щепетильный офицер, который имел не менее десятка рубашек, – пояснил Ритчи-Хук, как бы давая точное определение типу человека, повсеместно признаваемому отвратительным. – Так вот, на следующий день я установил на месте водопоя несколько ракет с взрывателями и взорвал их прямо перед носом этого наглого зверя. Я никогда не видел, чтобы какой-нибудь носорог бежал быстрее, чем этот! Прямиком через лагерь! Наскочил на какого-то чернокожего и ударил его прямо в живот. Какой раздался вопль, если бы вы слышали! После этого меня уже ничто не могло удержать от выстрела в него. Конечно, не в тот момент, когда он вонзился своим носом в сержанта.
– Что-то наподобие «бечуанского живота», – заметила миссис Ленард.
– А? Что такое? – отозвался подполковник Ритчи-Хук, недовольный на этот раз развязностью миссис Ленард.
– А где это происходило, Бен? – вмешалась миссис Грин.
– Сомали. На границе с Огаденом.
– А я и не знал, что в Сомали водятся носороги, – сказал полковник Грин.
– Теперь их там на одного меньше.
– А как же сержант?
– О, через неделю он уже ходил на строевые занятия.
– Не все из того, что говорит подполковник Ритчи-Хук, следует принимать всерьез, – сказала миссис Грин, обращаясь к Гаю.
Они прошли в комнату, где был накрыт стол для завтрака. У стола стояли два алебардиста. Миссис Грин подошла к столу первой. Ритчи-Хук схватил искалеченной рукой в перчатке вилку, пронзил ею кусок мяса, быстро изрезал его на квадратные кусочки, положил нож, переложил вилку в другую руку и начал торопливо и молча есть, окуная кусочки мяса в соус из хрена и бросая их один за другим в рот. Через некоторое время он опять заговорил. Находись подполковник Ритчи-Хук на каком-нибудь менее радушном приеме, будь на нем форма не алебардистов, а какая-нибудь иная, могло бы показаться, что он, уязвленный бесцеремонным вмешательством миссис Ленард в его речь, всячески стремился поставить ее в затруднительное положение: так пристально он смотрел на нее своим единственным свирепым глазом, так прямо, казалось, были нацелены все его последовавшие затем слова на разрушение надежд и на обострение восприимчивости новобрачной.
– Нас, несомненно, обрадует, что наконец-то я все-таки добился действий от военного министерства. Они признали особую роль алебардистов. Я собственноручно подготовил документ. Он прошел снизу доверху все командные инстанции и возвратился одобренным. Мы – «о.о.о».
– А что это, собственно, значит, объясните нам, пожалуйста, – попросила миссис Ленард.
– Особо опасные операции. Нам дали на вооружение тяжелые пулеметы и минометы; мы никак не входим в организацию дивизии и будем подчиняться непосредственно комитету начальников штабов. Какой-то идиот-артиллерист из управления боевой подготовки начал было возражать, но я очень быстро заткнул ему рот. В наше распоряжение выделили отличную территорию в Хайлендсе.
– В Шотландии? Это место, куда нам предстоит переехать? – спросила миссис Ленард.
– Да, там нам предстоит формироваться.
– Значит, летом мы будем там? Мне необходимо сделать некоторые приготовления.
– Вопрос о том, где мы будем летом, зависит от наших друзей бошей. К лету я надеюсь доложить начальству, что бригада готова к незамедлительным действиям. Нечего зря болтаться. Длительность подготовки солдата не бесконечна, существует определенный момент, после которого дальнейшая подготовка приводит к тому, что люди выдыхаются, теряют форму, начинается регресс. Солдат нужно использовать тогда, когда они полны энергии и решимости сражаться… Да, использовать их, – повторил он мечтательно, – пускать их в расход. Это все равно что медленно накапливать столбики монет, а потом швырнуть их все на кон в азартной игре. Это необыкновенно захватывающий процесс в жизни – готовить солдат, а потом бросать их в бой с коварным противником. Вы получаете в свое распоряжение отличные силы. Все хорошо изучили друг друга. Каждый подчиненный настолько хорошо знает своего командира, что угадывает его намерения еще до того, как тот раскроет рот. Они приучаются действовать без приказов, словно овчарки. И вот вы бросаете их и бой, и через какую-нибудь неделю, возможно даже через несколько часов, все ваши силы израсходованы. Даже в том случае, если вы одерживаете победу, ваши силы уже совсем не те. Вы получаете пополнения, производите повышения. Вам приходится «начинать все сначала, но вы и слова не молвите о ваших потерях». Кажется, так говорится в какой-то поэме? Так вот, миссис Ленард, нет никакого смысла спрашивать, где или когда мы осядем на каком-нибудь месте. Вы все играете в регби?