Они оба были ошеломлены тем, что наговорили, и молча уставились друг на друга. После небольшой паузы Гай сказал:
– Вирджиния, ты прекрасно знаешь, что я не хотел сказать это. Извини меня. Я, должно быть, сошел с ума. Пожалуйста, прости. Забудь это, пожалуйста.
– Иди-ка сюда, сядь, – сказала Вирджиния. – Ну-ка, поведай мне, что же, собственно, ты тогда хотел сказать?
– Ничего. Просто вырвались необдуманные слова.
– У тебя был свободный вечер, и ты думал, что я легкодоступная шлюха. Ты это хотел сказать, да?
– Нет. Если хочешь знать, я думал о тебе еще с тех пор, как мы встретились после рождества. Именно поэтому я и приехал сюда. Пожалуйста, поверь мне, Вирджиния.
– Между прочим, откуда же и что именно тебе известно об уличных девках? Если я правильно припоминаю наш медовый месяц, ты не был тогда столь «опытным. Тебя, насколько мне помнится, нельзя было отнести к особо искушенным в этом деле.
Стрелка нравственной сдержанности резко подскочила вверх и затрепетала. Теперь Вирджиния зашла слишком далеко, высказавшись так оскорбительно. Снова наступило молчание, после которого она продолжала:
– Я ошибалась, считая, что военная служба изменила тебя в лучшую сторону. При всех твоих недостатках в прежние времена ты не был грубияном и скотиной. А теперь ты хуже, чем Огастес.
– Ты забыла, что я совершенно не знаю Огастеса.
– Что же, поверь мне, он был непревзойденным хамом.
В плотно окутавшем их мраке блеснул слабый луч света; в набежавших на ее глазах и скатившихся вниз слезинках сверкнули искорки сожаления.
– Согласись, что я не так плох, как Огастес.
– Выбирать особенно не из чего. Но он был жирней тебя. Это я могу признать.
– Вирджиния, ради всего святого, не будем ссориться. Не исключено, что это мой последний шанс видеть тебя, ибо я не знаю, скоро ли и увидимся ли мы вообще еще раз.
– Опять ты за свое. Воин, возвратившийся с войны. «Я буду развлекаться там, где только можно».
– Ты же знаешь, я имел в виду вовсе не это.
– Может быть…
Гай снова приблизился к ней, обхватил ее за плечи:
– Давай не будем свиньями, а?
Вирджиния посмотрела на него еще не любовным взглядом, но уже без гнева, даже весело.
– Иди сядь на свое место, – сказала она примирительно, поцеловав его. – Разговор еще не окончен. Предположим, что я действительно выгляжу как легкодоступная уличная девка. Во всяком случае, многие воспринимают меня такой. И я, пожалуй, не буду сетовать на это. Но я не могу понять тебя. Гай. Совершенно не понимаю. Ты никогда не был одним из тех, кто свободно вступает в случайные связи. Да я и теперь не могу поверить, что ты такой.
– Я действительно не такой. Ничего похожего.
– Ты всегда был таким строгим и благочестивым в этом отношении. Мне нравились эти качества в тебе. Что же с тобой произошло?
– Я и сейчас такой. Даже больше, чем когда-либо. Я говорил тебе об этом, когда мы встретились прошлый раз.
– Хорошо. Но что сказали бы священники по поводу твоих сегодняшних попыток? По поводу попытки сблизиться в отеле с пользующейся дурной славой разведенной женщиной?
– Они не возражали бы. Ты – моя жена.
– О, брось чепуху молоть!
– Но ты же спросила, что сказали бы священники. Они сказали бы: «Давай, действуй!»
Блеснувший во мраке и слегка разгоревшийся затем луч света внезапно угас, как будто по сигналу тревоги, предупреждающему о воздушном нападении.
– Но это же мерзость, – сказала Вирджиния.
Гай опешил.
– Что мерзость? – спросил он.
– Это невероятно омерзительно. Намного хуже того, что могли бы придумать Огастес или мистер Трой. Неужели ты не понимаешь этого, ты, скотина?
– Нет, – ответил Гай с невинным простосердечием. – Нет, не понимаю.
– Я, пожалуй, предпочла бы, чтобы ты считал меня уличной девкой. Предпочла бы, чтобы мне предложили пять фунтов за то, что я совершу что-нибудь отвратительное в туфлях на высоких каблуках, или прокачу тебя по комнате в игрушечной упряжке, или сделаю еще какую-нибудь гадость, о которых пишут в книгах. – По ее щекам катились слезы гнева и унижения, но она не обращала на это никакого внимания. – А я-то думала, что ты снова полюбил меня и захотел побыть со мной во имя нашей старой дружбы. Я думала, что ты выбрал меня по особым причинам. Впрочем, это действительно так. Ты выбрал меня потому, что я единственная женщина во всем мире, с которой твои священники разрешат тебе лечь в постель. Тебя только это привело ко мне. Ах ты, пьяная, самоуверенная, отвратительная, напыщенная, бесполая, ненормальная свинья!
И в этот момент полного крушения всех планов Гай вспомнил о своей крупной ссоре с Триммером.
Вирджиния повернулась, чтобы уйти от него. Гай сидел как окоченевший. В тишине, наступившей после того, как умолк ее резкий голос, раздался еще более резкий звук. Вирджиния уже ухватилась за ручку двери, но невольно замерла на месте. В третий раз за этот вечер телефонный звонок как бы проводил разграничительную черту между ними.
– Послушай, Краучбек, старина, я нахожусь, так сказать, в затруднении. Не знаю, как мне поступить. Я только что взял человека под строгий арест.
– Это очень опрометчивый поступок.
– Он штатский.
Штатских ты не имеешь права арестовывать.
– Вот об этом-то, Краучбек, как раз и говорит арестованный. Надеюсь, ты не намерен встать на его сторону.
– Вирджиния, не уходи!
– Что, что? Я не понял тебя, старина. Это Эпторп говорит. Ты что сказал, не идти?
Вирджиния ушла.
Эпторп продолжал:
– Это ты говорил, или к нам вклинился кто-то еще? Послушай, дело здесь серьезное. Устава я, к сожалению, с собой не захватил. Потому я и прошу тебя помочь мне. Как, по-твоему, мне, наверное, надо выйти и попытаться найти сержанта и нескольких солдат для охраны арестованного на улице? Это не так-то легко в затемненном городе, старина. А может быть, мне просто передать этого парня гражданской полиции?.. Эй, Краучбек, ты слышишь меня? По-моему, ты не совсем ясно представляешь себе, что это вполне официальное обращение к тебе. Я звоню тебе как офицер вооруженных сил его королевского величества.
Гай положил трубку на аппарат и дал указание по телефону из спальни, чтобы в этот вечер его больше не беспокоили никакими звонками, за исключением, если это случится, звонка из шестьсот пятидесятого номера отеля.
Он лег в постель и около половины ночи провел в беспокойном полусне. Однако телефон больше не звонил.
На следующий день, встретив Эпторпа в поезде. Гай спросил его:
– Ну как, ты нашел выход из вчерашнего затруднения?
– Затруднения, старина?
– Ты же звонил мне, разве не помнишь?
– Звонил? Ах да, это по вопросу уставного положения… Я думал, ты сможешь помочь мне.
– Ну и как, ты решил эту проблему?
– Я уже забыл обо всем, старина. Все это уже миновало. – После небольшой паузы Эпторп продолжал: – Не вмешиваясь в твои личные дела, можно мне спросить, что произошло с твоими усами?
– Улетучились.
– Это видно. Я как раз об этом и спрашиваю.
– Я сбрил их.
– Да? Очень жаль. Они были к лицу тебе, Краучбек. Шли тебе, и очень здорово шли.
Часть третья
«Эпторп беспощадный»
1
Согласно приказу в Кут-эль-Амару следовало явиться к восемнадцати ноль-ноль 15 февраля.
Гай ехал по знакомой грязновато-серой местности. Морозы миновали, земля промокла, началась капель. Он проехал по темнеющим улицам Саутсанда. Окна в домах, еще не освещенные, зашторивали. Это возвращение Гая никак нельзя было назвать возвращением домой. Он чувствовал себя бездомным котом, который, полазив по крышам, крадучись возвращался назад, в темный угол среди мусорных ящиков, где мог зализать свои раны.
Саутсанд – это городок, в котором Гай найдет успокоение. Отель «Грэнд» и яхт-клуб приютят его. Джузеппе Пелеччи накормит и утешит его. Мистер Гудол воодушевит его. Дымка с моря и мокрый снег скроют его. Эпторп очарует его и незаметно уведет в далекие сады фантазии.
Охваченный унынием, Гай совсем забыл о семидневном плане Ритчи-Хука.