— А чем вы «интересуетесь»?
— В данное время одной вновь изобретенной эссенцией для моторов и только en gros.
— А раньше?
— О, очень многим: балканскими яйцами для Франции и пухом для Швейцарии; латвийским и польским картофелем для Бельгии; английскими послевоенными «стоками» для Венгрии; венгерским тряпьем для Германии; немецкой маркой и французским франком в период инфляции — всем понемногу.
На лице соседа Калница выразилось явное восхищение.
— А ведь без копейки начал. Голова!
— Но, кажется, вы немного погорели на деле Троицкого? — не без яду спросил Нарочкин.
— Ваше замечание неверно. Я, кажется, один из немногих, благополучно унесших ноги.
Послышался тягучий и не совсем уже твердый голос инвалида:
— Дружище, М-митя, за тебя я спокоен… Ты н-не пропадешь…
— Спасибо.
— Воз-зьми меня в компаньоны…
— Никак нельзя. У нас сухой режим. Все смеялись.
* * *
Пустели тарелки, бутылки. Гости приходили в благодушное настроение, становились шумнее и откровеннее. По русской натуре иные изливали друг другу интимные подробности своего горя или неудач — завтра будет от этого стыдно…
Увидели русский кулич и умилились. При этом невольно начали вспоминать про старое, говорили с тоской о России, о том, как все там переменилось — и быт, и люди. Пожалуй, почувствуешь себя совсем чужим, когда вернешься…
Калница не было слышно. Лицо одного из гостей показалось ему знакомыми. За наружность свою он не беспокоился. Но голос… И из предосторожности он разговаривал вполголоса только со своими соседями — генералом и «рабочим». Это никого не удивляло: приписывали застенчивости человека, попавшего в новое, незнакомое общество.
Радостными восклицаниями приветствовали вновь вошедшего гостя — шофера в ливрее. Сбросил ее и предстал хорошо одетым молодым человеком. Склонился к руке именинницы, положив незаметно на стол букет роз и коробку конфет.
— А, Володя, что так поздно?..
— Сюда, сюда садись!
— Ур-ра-а!
— Почтить его вставаньем!
— Тише, господа, ради Бога! Сосед Калница пояснял ему:
— Душевный человек. Видите — какой худой, в чем только душа держится! А работает запоем — бывает, по 20 часов подряд… Да деньги у него как-то не держатся. Когда есть — раздает, все больше без отдачи. И я, признаться, грешен…
— Володя, расскажи, как ты маркизу возил.
— Господа, да дайте же человеку поесть!
— Владимир Иванович, а вы кушайте и рассказывайте — я что-то слышала, вы богачом чуть не стали.
— Да, был богат весь день в воскресенье: клиент с утра в voitur'e чемоданчик забыл. Такой буржуйный, из дорогой кожи… После обеда встретился я, как водится, с однополчанами, покатал их, прогуляли до вечера. А под сиденьем — находка…
— Ну и что же?
— Кончил день, повернул по привычке к гаражу, вспомнил и…
— Ну, ну?.. — раздались нетерпеливые голоса.
— И отвез чемодан в комиссариат. Дамы вздохнули разочарованно.
— Там его изуродовали при вскрытии. Оказалось — всякие безделушки и драгоценности дамские на крупную сумму. В комиссариате со мной разговаривали по-хамски, почитая не то за вора, не то за дурака.
— И чем же кончилось?
— А вот заезжал я днем домой и застал письмо. Сегодня, оказывается, мой рассеянный клиент получил свои вещи и прислал мне, кроме сердечной благодарности, приложение в 200 франков — больше, пишет, не может. Завтра же сообщу ему, что эти деньги внесены в пользу безработных.
— Ну, уж это смешно…
— Может быть… Теперь — довольно! Другой раз дурака валять не буду.
— Не верьте, господа, — отозвался Кароев. — И в следующий раз то же сделает.
Стали, шутя, спорить о том, как поступили бы присутствующие, найдя что-либо ценное, вернули бы или нет? Мужские голоса разделились; дамы, кроме одной, решили: «ни за что».
— Расскажите-ка лучше политические новости, — обратился к шоферу полковник Нарочкин.
— Не осведомлен.
— Говорите! А о чем вы так долго в церкви беседовали в прошлое воскресенье с…
— Однако вы очень наблюдательны… Не о политике, во всяком случае… Довольно. В нашей беженской политике — только грызня да подсиживанье. Извозчичье ремесло куда чище. А вот вы — я слышал — Гофмана нам сватаете?
— Ну, знаете, я слишком малая сошка, чтобы… Но, по существу, что вы можете иметь против такой комбинации?
— А сколько он с вас возьмет? С большевиков в восемнадцатом году взял без малого треть Европейской России.
Вмешался генерал: