— Убей его! — резким, прозвучавшим как выстрел голосом приказал Командор.
У членов комиссии неприятно дрогнуло внутри. Глаза Зеленого вспыхнули. Мгновенно, не переходя в боевую стойку, он сделал бросок вперед. «Кукла» отступил, вынуждая врага раз за разом атаковать его, тратя силы и раскрывая особенности своей повадки. Бандит был один против всех и не верил, что в конце боя не получит пулю в затылок.
Члены комиссии с беспокойством посматривали на Командора, но его вид успокоил их. Прямая, каменная спина и волевая стойка полковника ясно показывали, что ситуация под контролем.
За свою жизнь «кукла» повидал и поломал немало «круто сваренных» парней из бывших спортсменов и армейского спецназа. Молчаливый, безразличный к боли, Зеленый оказался бойцом несоизмеримо более опасным и совершенным, чем они все. Но необходимость убивать, чтобы не быть убитым, пока оставалась для него абстракцией. И сейчас Зеленый не хотел убивать, он хотел драться — жестоко и честно. В этом был корень его уязвимости.
«Кукла» же помнил, что стволы автоматов бойцов оцепления направлены только на него, и боялся одного: ему не позволят убить врага. Это приводило его в ярость. Он стремился скорей завалить Зеленого на землю, переплестись с ним так, чтобы нельзя было отличить своего от чужого — тогда никто уже не смог бы помешать довести Дело до конца.
Никто, кроме Командора. Но в грузовике Командор обещал не прерывать бой, но не обещал пощады, а лишь другого противника, если «кукла» останется жив. Почему-то «кукла» ему верил.
У Зеленого уже были сломаны ребра, треснула ключица, и левая рука почти бездействовала. Он плотно прижал ее к боку и работал только правой и ногами.
— Довольно! Остановите их, — потребовал возглавляющий комиссию полковник, нервы которого не выдержали свирепого зрелища.
Командор даже не посмотрел на него.
— Бой должен быть закончен, — бросил он.
— Это не бой, это убийство! Прекратите, я приказываю, прекратите!
— Полковник, здесь приказываю я. Не лезьте не в свое дело. Вы наблюдатель, вот и наблюдайте.
— Я не понимаю, что здесь происходит! Это не тренировки, а гладиаторские бои. Ваш сотрудник уже тяжело травмирован. Прекратите это! У вас нет права распоряжаться жизнью людей!
— Моих людей я сам крещу и сам отпускаю им последние грехи.
Требовалась исключительная выносливость, стойкость и терпимость к боли, чтобы вести бой с бездействующей рукой и переломанными ребрами. Но Зеленый не только не сдавался — он побеждал! Он придавил «куклу» к земле и зажал его шею согнутой в локте правой рукой. Полузадушенный «кукла» хрипел, силился освободиться, но кулак Зеленого упирался в его сломанную челюсть, и любое движение вызывало нестерпимую боль.
Это был конец.
«Кукла» до предела напрягся и оцепенел, ожидая страшного рывка вверх и резкого поворота, треска ломающихся позвонков, последней смертной боли.
Зеленый посмотрел на полковника. Командор ждал бесстрастно, как бог.
Зеленый не получил приказа, значит, должен был решить сам. После секундного колебания он выпустил шею «куклы». Бандит был уже не боец, не человек, а добивать падаль, по мнению Зеленого, было неинтересно и грязно.
Вот только «кукла» не хотел пощады, да и не было ее для него никогда — была везуха, да вся вышла. Его пристрелят и, чтобы не тратить лишних усилий, закопают на стрельбище в воронке из-под снаряда. Выходит, ему гнить, а гаду валяться на койке в медсанбате? Нет уж, раз судьба свела в смертный час, значит, подыхать вместе.
Бешеная злоба — последнее, что в нем осталось, — собрала обессиленные мускулы в тугие узлы. «Кукла» поднялся с земли, черный, весь в своей и чужой кровище, переломанный, как ореховая скорлупа в ладони гиганта. Из глотки вырвался нечеловеческий рык. «Кукла» прыгнул на спину врагу, обхватил его поперек груди и сдавил сломанные ребра. Крик Зеленого перешел в рычание и хрип. С ненавистью и наслаждением «кукла» почувствовал, как тот обмяк.