На пороге домика — Алексей.
— Телефон. Срочно…
Вечер. Конюшня. Мерно похрустывают сеном лошади. Чьи-то руки старательно обвязывают конские копыта старой кошмой.
Вечер. Канцелярия. Варавва и командир эскадрона.
— От нас до мазара в два раза дальше, чем от мазара до банды Илляз-бека, — негромко говорит комэск. — Если Абдула подаст сигнал…
— Не подаст, Георгий Петрович. Может, кто другой и попытается, а за Абдулу я ручаюсь.
— На всякий случай мы будем ждать вас в скалах. А Кериму не доверяй: единожды предавший предаст в любую минуту.
— Побоится.
— Если что… — комэск не привык к торжественности. — Я тебя к ордену представил за пленение Моггабит-хана. Документы и мой рапорт в столе. Вот ключ.
— Товарищ командир… Георгий Петрович…
— Учись, Ваня. Всю жизнь учись и всю жизнь помни, что противник всегда может оказаться умнее тебя.
Вечер. Возле будки обходчика — шестеро убитых и семь лошадей. Алексей отбирает двоих, успокаивает, подтягивает подпруги. С трудом взбирается в седло, вторую лошадь привязывает сзади на длинном поводе.
Старик-обходчик приносит фляги с водой. Крепит их к седлу второй лошади, вздыхает озабоченно:
— Ранен ведь, сынок. Не доедешь.
— Доеду.
И опять в тихом голосе Алексея — суровое несокрушимое упорство.
Ночь. Беззвучными тенями скользят по пескам две лошади. Безмолвные всадники ссутулились в седлах.
— Стой!
Из темноты шагнули двое. Прищуренные глаза — на прорезях прицелов.
— Это я. Керим.
Всадники спешились. Впереди — Керим, за ним — Варавва в надвинутой на глаза папахе. Ствол его пистолета упирается в спину Керима.
— Кто это с тобой?
— Свой. У него важные известия. Где Абдула?
— В мазаре. Жрет плов и рассказывает…
Резкий удар обрушился на первого часового. И тут же второй, выронив оружие, со стоном падает на песок.
— Правильно, товарищ командир, — прошептал Керим, — стрелять нельзя, Илляз-бек рядом.
Ночь. С бархана на бархан скачет Алексей. На скаку пересаживается на свежего коня.
Ночь. Глиняный дувал чуть угадывается в темноте.
Две фигуры бесшумно приближаются к дувалу.
За дувалом рубиново светится тлеющий костер. У костра трое. Среди них — полный, что был на переговорах вместе с Илляз-беком, — Абдула.
— Да, это жизнь для джигита, хвала Аллаху! Граница рядом, и всегда можно уйти…
Резкий свист. Абдула поднимает голову, и казачий кинжал Вараввы вонзается ему в горло. Захрипев, Абдула падает лицом в костер.
— Сидеть! — в освещенном круге костра — Иван с маузером. — Вяжи их покрепче, Керим…
— Пора, — говорит комэск, посмотрев на часы.
Дневальные распахивают створки ворот. Вслед за командиром две сотни бойцов выезжают в ночь.
— А ты, кажется, исправляешься, Керим, — улыбается Иван.
Они стоят возле тлеющего костра. Рядом — связанные басмачи и мертвый Абдула.
— Надо спешить, — шепчет Керим. — Надо женщину искать.
— Погоди, — Иван оглядывается. — Неудобно, понимаешь, без цветов…
Он шагает в темноту, сразу скрывшись из вида. Керим хватает маузер Абдулы и, торопясь, несколько раз стреляет вслед Варавве. А потом в ужасе бежит от костра, от связанных басмачей, от мертвого Абдулы к лошадям.
И тогда из темноты сухо и деловито щелкает одинокий выстрел. Керим с разбега падает лицом в песок.
Чуть светало, и внезапные эти выстрелы гулко разнеслись по пустыне.
— За мной! — крикнул комэск, переводя сотни с рыси на полевой галоп.
Любочка и Иван скакали по горной дороге. Иван был без папахи, и чуб развевался на ветру. А Любочка все еще утирала слезы.
— Извините, что встречал без цветов, — балагурил Иван, стараясь развеселить ее. — Но клянусь, это в последний…
Он вдруг замолчал, схватил ее коня за повод: навстречу скакала группа басмачей. Варавва круто развернул коней:
— Кажется, нам не сюда, Любочка. Держитесь крепче!..
Другой участок дороги.
Намертво вцепившись в конскую гриву, скачет Любочка.
За нею — Варавва. Прикрывая ее, он на скаку отстреливается от скачущих следом басмачей.
Поворот. Еще поворот. Они вырываются в долину, и из-за скал вылетает кавалерийская лава:
— Ур-ра-а!..
Впереди — комэск. Сверкает над головой клинок.
Сшиблись с басмачами, и смешалось все. Кони, люди, лошадиное ржание, крики, стоны, выстрелы…