Вика сполоснула рот водой.
– Правда. Они звонили вчера.
– И ты так сказала? Все зависит от Максима?
– Да, а что мне оставалось? После того, как нас сфотографировали, он за весь вечер ко мне не подошел! Наверное, он больше мной не одержим…
Миронова вытерла лицо полотенцем, и достала расческу.
– Не говори глупостей. Как тебя можно разлюбить?
– О любви речи не было, дорогая. Кроме того, прошло уже две недели. Если бы он хотел вернуться ко мне, то вернулся бы.
– Может он на съемках? В командировке где-нибудь?
– Ну что за глупости, Маша. Когда он хотел предупредить меня о Гурове, прилетел из Франции молниеносно…
– Ну, ты ведь подала ему знак, что хочешь быть с ним, ну… и все такое?
– Ну… я его поцеловала на Новый год.
– Этого не достаточно. Надо сказать, что ты его любишь…
– Маша, ты все путаешь. Он говорил, что одержим, а не что влюблен. Кроме того, я его вовсе не люблю…
– Тогда чего ты от него ждешь? Если даже не любишь его?
Вика удивленно оглянулась на подругу. И действительно, чего она ждала вообще от этих отношений? Он не признавался ей в любви, не обещал золотых гор. Просто хотел ее, как хотят дорогую машину, ну, или квартиру в центре.
– Слушай, Машка, ты открыла мне глаза…
– Если любовь есть, никуда он не денется, вон, как мой Витька. Все торопит и торопит свадьбу. Был март, стал февраль. Как это банально играть свадьбу в День всех влюбленных!
– Вообще, свадьбу играть банально!
– Ты ведь будешь моей свидетельницей?
Вика обрадовано уставилась на Машу.
– Еще спрашиваешь, конечно!
Маша была прекрасна, как все невесты, и возбуждена, как все будущие жены.
– Как фата? Не торчит? А юбка? Там кажется что-то не так! Черт, чулок сполз! Вика, это ужасно, но кажется, мне туфли жмут!
– Ты можешь, просто успокоится? Выпей чего-нибудь. Вон, вино стоит… – отозвалась Миронова из-за спины невесты, она никак не могла справиться со своевольным корсетом.
– Да? И капнуть на платье красным? Ты, наверное, издеваешься! А что если он не приедет?
– Конечно, приедет, – отозвалась Вика, хладнокровно рванув шнурок корсета, – не туго?
Во дворе пятиэтажки, где жили родители Маши, послышались множественные сигналы машин.
– Приехал!!! – в панике возопила невеста, едва не теряя сознание от восторга и беспокойства, – Что, если я буду плохой женой?!
– Разведешься, – смахнув капельки пота со лба, отозвалась Вика, и оправила фату, – ты прекрасно выглядишь, – развернув Машу к себе, сказала Миронова.
Машка улыбнулась, в глазах навернулись слезы.
– Я не верю, что это происходит, – прошептала она.
– Для этого и нужны операторы, – пошутила Вика, и крепко обняла подругу.
Они сели за красиво сервированный стол, готовые встретить жениха.
Виктор выглядел счастливым и взволнованным, когда вошел в просторную комнату, где его ждала невеста. Его шафером оказался Максим Медведев.
Миронова была поражена, увидев его. Она и не подозревала, что Стриженов пригласил его, хотя и понимала, что без него не обойдется. Вика подсознательно надеялась, что он и правда где-то в командировке, далеко. И возможно, на свадьбу тоже не сможет прийти, раз к ней не пришел…
Вика только сейчас осознала, как скучала. Он взглянул на нее, своими синими глазами, и даже не улыбнулся.
Надежда в ее душе постепенно угасла, не успев вспыхнуть. Время ушло. Его привязанность испарилась.
Жених галантно подал руку Маше, и вывел счастливую невесту из родительского дома.
Вика шла с Максом плечо к плечу, сквозь парящий в воздухе хмель и лепестки роз. Ощущала его присутствие, как никогда.
Молодые прошли в автомобиль, и отправились в ЗАГС. Медведев открыл дверцу своего автомобиля перед Викой. Та села в машину. Он сел за руль.
Ее поражало его молчание всю дорогу. Он не сказал ей не слова. Вике ощущала неловкость.
Всю торжественную часть, он вел себя холодно-вежливо, и не говорил с ней.
Когда молодые и гости, наконец, собрались на роскошной яхте для банкета, Вика перевела дух. Вышла на палубу. Здесь было холодно и сыро, и главное – ни души.
Мимо Вики проплывали Зимний дворец, и Васильевский остров.
Небо медленно серело, дул ветер. С неба начал срываться снег. Вика поплотнее закуталась в короткую белую шубку, что ей полагалась к бледно-розовому платью свидетельницы.
Мироновой было невероятно холодно.
А потом вдруг стало тепло. Она медленно оглянулась.