Мой стол — полный хаос, — бумаги, стикеры Post-it в форме звёзд, разбросанные канцелярские принадлежности и открытая пачка печенья. Его чист, как продезинфицированный операционный стол, готовый к жизненно важной операции.
Я крепко сжимаю пальцы на ручках сумки и принимаю решение присоединится к нему. Это станет более язвительным сигналом, чем если бы мы появились вместе у Габриэле Дондини, не самого любезного из моих клиентов, но всё равно. Буду рассматривать поездку в одиночестве как побочное преимущество этого безумия.
Внизу, на парковке, я отсоединяю разъём питания от сопла моего ярко-красного электрокара Fiat 500 и сажусь за руль. Жёсткий голос Пинк в песне «So What» сотрясает динамики звуковой системы, сливаясь с хаотичным центром Милана в час пик.
Я увеличиваю громкость до максимума, надеясь, что песня очистит мой разум и выведет нервозность из вен. Однако к тому времени, когда включаю сигнал поворота и загоняю машину на пугающе дорогую почасовую парковку, мне всё ещё не удаётся укротить волнение.
Я опустошаю лёгкие и бросаю быстрый предостерегающий взгляд в зеркало заднего вида.
— Да ладно, что бы тебе сказала мама? — Я барабаню кончиками пальцев по вискам. — Что-то вроде: следуй своему сердцу, прислушивайся к своему времени, и если ты думаешь, что побег сделает тебя счастливой, дорогая, тогда беги! — Я ударяюсь лбом о руль. — Хорошо, что бы сказала Грета? Перестань вести себя как детёныш тюленя перед своим мясником. Тебе уже не шестнадцать лет, и ты не в восторге от мира и его механизмов уничтожения людей!
Вот, уже лучше. Я больше не испуганная маленькая девочка, которая отличается от других, если вообще есть смысл говорить, что мы отличаемся друг от друга, когда в мире нет двух одинаковых людей. Я — взрослый человек, достигший пика своего существования, и у меня нет причин сомневаться в собственной ценности, потому что я заработала всё, что у меня есть, никогда не выбирая лёгких путей.
Следовательно, мне не нужно беспокоиться о встрече с Эдоардо Зорци и Дондини, 65-летним женоненавистником с ретроградным менталитетом (граничащим с историческим), которого моя сестра назвала бы законченным Бумером.
И тот факт, что при каждом общении с ним мне приходилось соскребать терпение со дна бочки, иначе альтернативой стало бы накачать себя Маалоксом.
А теперь я туда войду и покажу им обоим, из чего сделана.
Раздвижные двери ресторана широко открываются и моё лицо щекочет прохладный воздух из кондиционера.
Внутри встречает изысканный и современный зал в светлых тонах, с хрустальными бокалами и зеркальными потолками, которые увеличивают восприятие глубины в десятки раз. Дондини выбрал это место по двум причинам: ресторан принадлежит генеральному директору его компании, и там работает один из шеф-поваров, участвующих в программе, которую мы разрабатываем.
Называю своё имя метрдотелю, и меня провожают к столику.
Не знаю даже, что меня там ждёт. Холодность, ожидание, светская беседа, чтобы заполнить время до моего прибытия, поскольку Эдоардо едва ли знаком с проектом.
Чего я точно не ожидала, так это смеха, который эхом разносится по залу.
Я слышу его даже на расстоянии, так же как и распознаю следующий, словно в садистской игре эха.
Худая спина метрдотеля отступает в сторону, и передо мной открывается шокирующая правда, словно спектакль, в котором я единственный зритель: Эдоардо и мистер Дондини, расслабленно откинувшись на спинки стульев, держат в руках бокалы с дорогим вином и болтают, как два старых друга.
Дондини смеётся!
Я даже не знала, что он на это способен.
— Камилла. — Эдоардо прочищает горло, бросая на меня непонятный взгляд. — Ты пришла.
Дондини также поднимает взгляд. Его хорошее настроение мгновенно исчезает. И появляется обычная морщинка, которая пролегает посередине его густых седых бровей, когда он недоволен.
— Я попала в пробку, извините.
Я пытаюсь понять, где сесть. В конце концов, выбираю стул рядом с Эдоардо. Устраиваясь и передвигая стул, я случайно прикасаюсь ладонью к его бицепсу.
Это короткая, случайная ласка по гладкой ткани рубашки, но её достаточно, чтобы внутри всё перевернулось, а сердце запульсировало в горле.
Эдоардо подскакивает, будто я закачала двести двадцать вольт в его кровь. Он отдёргивает локоть в сторону, словно прикосновение к нему — это привилегия, которую мужчина мне не давал. На его аристократическом лице отражается чистая досада.
Спустя секунду я начинаю ощущать себя маленькой и неполноценной.
И что меня уничтожает? Я до сих пор уверена, что моё предательское тело находит его неотразимым. Боже! Почему не существует закона природы, который запрещает испытывать влечение к людям, которые ведут себя ужасно по отношению к нам?
— Господа готовы к обеду? — спрашивает метрдотель.
Я уже собираюсь указать, что не сделала заказ, но наш клиент торопит его, и мужчина исчезает, как по волшебству.
— Синьор Дондини, — я смиряюсь с голодом, — рада, что нам удалось встретиться до...
— Да, да, но давайте перейдём к делу. Как прошла работа над интерфейсом?
— По поводу этого, мы… — начинаю я, но реальность замораживает меня в каком-то ужасном диссонансе.
Потому что он не спрашивал меня.
Дондини обращается к Эдоардо.
Эдоардо.
С неверием я принимаю удар и поворачиваюсь с открытым ртом к мужчине, сидящему рядом со мной.
Мой новый заклятый враг имеет лишь смутное представление о проекте, но детали, похоже, его не беспокоят. Он всегда такой расслабленный, элегантный и непринуждённый. Демонстрируя класс подносит бокал ко рту и, отпив вина, отвечает:
— Последние отчёты показывают положительные результаты, как мы и ожидали. После замечаний от ваших технических специалистов у пользователей не возникает сложностей при навигации. Мы можем испытывать только удовлетворение.
«Что? Он на самом деле ставит себе в заслугу то, что было сделано до его прихода в компанию?»
— Очень хорошо, — подхватывает Дондини.
— Наша Камилла предоставит вам необходимую техническую информацию, — продолжает Эдоардо, но его прерывает появление метрдотеля. Он протягивает три одинаковые тарелки и избавляется от первой, ставя ту передо мной.
Сильный запах выбивает меня из колеи, блокируя горло.
На ней триумф рыбы.
В основе каждой закуски на моей тарелке — рыба.
Я не испытывала такой стыдливости в отношении еды с тех пор, как в старших классах вежливо объяснила своей учительнице естествознания, что отказываюсь сдавать тест по пищевой пирамиде по личным причинам, и она любезно поставила мне тройку.
— Всё в порядке, синьора? — спрашивает метрдотель.
— Я…
Я бросаю взгляд на Дондини, а затем на Зорци.
— Феррари? — зовёт меня Дондини. — Вам плохо?
— Да, Камилла, ты уверена, что с тобой всё в порядке? — Его голос, полный ложного беспокойства, является кульминацией насмешки.