Её слова взрываются, как бомба посреди концерта.
Она пьяна.
— С очень малой погрешностью я вполне могу сделать о тебе все необходимые выводы.
— Вау! Готова поспорить, что ты умеешь анализировать людей. Давай. Просвети меня! — Камилла делает последний шаг и описывает в воздухе опасный круг рукой с бокалом. — И что же ты понял обо мне?
Этот разговор ни к чему не приведёт.
Тем не менее адреналин бурлит в моих венах и жаждет выбраться наружу. Камилла думает, что мне было легко? Она рядом со мной всего неделю, но я уже сбился со счёта, сколько раз моя нервная система давала сбой из-за неё.
Я ненавижу всё, что она отстаивает и заставляет меня вспоминать. Всё.
— Окей, хочешь играть в открытую? Давай сделаем это. Ты — среднестатистическая тридцатилетняя девушка, которая с высоты своей хорошо оплачиваемой работы играет в доброго самаритянина, респектабельного до тошноты. Ты банальна, никогда не пишешь не по правилам и отчаянно пытаешься найти какого-нибудь завалящего мужчину, с которым умрёшь от скуки, родишь двоих детей и приютишь кошку, если у тебя её ещё нет.
Возможно, я и сам немного пьян.
— О, и ты оставила меня одного разбираться с клиентом, полным высокомерия и зловонного дыхания, три дня назад в ресторане. Сама уединилась с шеф-поваром на кухне, занимаясь бог знает чем, во время делового обеда. Это непростительно.
Мгновение до ответа я слышу взволнованные шаги людей, копошащихся вокруг нас, поп-музыку, звучащую из одного из многочисленных баров на проспекте, двигатели машин, на дороге позади меня.
— Поздравляю, ты набрал ноль из десяти баллов! У тебя, случайно, нет степени по психологии? Потому что моя мать с позором лишит тебя диплома.
— Если тебя никогда не предупреждали, знай, ты очень плохо врёшь, — говорю, уставившись на неё.
— Мне не нужно лгать. Или играть грязно. Для этого вселенная создала тебя!
Это самая разумная вещь, которую Камилла сказала за всё время нашего знакомства. Я рассматриваю её лицо. Распущенные непослушные волосы, щёки раскраснелись от алкоголя и свежего воздуха, пощипывающего кожу. Её каштанового цвета глаза обжигают и зажигают огонь в моих.
— Значит, под всеми этими дурацкими улыбками у тебя всё-таки есть язык, — замечаю я.
Камилла приподнимает один уголок рта.
— О, теперь тебя интересует мой язык?
— Меньше нуля, Феррари. — Я потираю рукой подбородок. — Жаль, что ты не можешь похвастаться тем же.
Камилла устремляет на меня взгляд, наполненный яростью.
— Голубая кровь, слезай с пьедестала! Если я общаюсь с тобой и принимаю во внимание, то только потому, что мне за это платят!
Говорит колкость, но я замечаю, как на её щеках появляется ещё больше румянца.
Готов поспорить, если сейчас притяну девушку к себе и поцелую, она без проблем согласится.
Теоретический эксперимент, который никогда не приведёт к практической демонстрации, заметьте.
— Рабочее время закончилось. Ты освобождена от обязанностей, можешь перестать беспокоиться о всеобщем одобрении.
— А ты можешь перестать вести себя так, будто остальные — пыль на земле, а ты — парень, который помиловал несчастных, ступая по их головам!
Я наклоняюсь к её лицу.
— Поправь меня, ты довольствуешься тем, что ублажаешь поваров, которые слишком молоды для тебя. Я никогда не трахался на кухнях ресторанов. И как это было?
Камилла прищуривает глаза. Её радужка окрашивается в нездоровый оттенок, от которого у меня по шее пробегает дрожь.
— Интенсивно. Восхитительно. Неподражаемо, — отвечает она с восторгом.
— Ты говоришь о сексе или рекламируешь диетическую линию шоколадных конфет?
Её улыбка рассыпается, как плохо взбитый крем маскарпоне.
— Тебе когда-нибудь говорили, что ты — чемпион по порче настроения людям одним своим присутствием?
— Не в лицо, но я подозреваю, многие так думали. Ты не оригинальна.
— Ну ты получаешь награду «лучший пофигист года». Поздравляю, можешь забрать медаль на выходе из пешеходной зоны! — усмехается она.
— Как будто я согласен с этим. Хотя, по правде говоря, мой интерес во многом зависит от темы обсуждения.
Камилла закатывает глаза на темнеющий полог неба.
— Почему я просто не осталась за столом, наплевав на то, что нужно всё исправить?
— Потому что у тебя синдром всё исправить, дополненный пожалуйста, скажите мне, какая я хорошая, — отвечаю я. Даже если в этом не было никакой реальной необходимости. — Ты привыкла, что с тобой обращаются как с матерью Терезой, бизнес-моделью центра Милана, и со мной ты тоже так поступала с первого момента. Ты хотела, чтобы я относился к тебе как к уникальной и особенной личности, был уверен в твоей доброте, терпении и совершенстве. Но знаешь что? — Я перевёл дыхание и с трудом выдохнул. — Хрена с два.
— …что?
— Хрена с два, ты получишь это от меня. Хочешь историю моего первого дня в твой архив успеха? Тогда получай. Ты была невыносима с первой минуты, как увидел тебя. Мне в тебе ничего не нравится, ничего меня не заводит. Твоя доброта вызывает отвращение, а то, что ты никогда не теряешь терпения, раздражает безмерно.
Камилла застыла соляным столбом, и на несколько секунд я верю, что не высказал свои мысли вслух. Только повторил мысленно.
Но я понимаю, что всё произнёс, когда возвращается её голос — тонкий и хрупкий, как паутинка сахарной ваты.
— Значит, ты хочешь превратить каждые пятьдесят часов всех наших будущих недель в ад только потому, что моё воспитание вызывает у тебя бурную кожную реакцию?
— Нет. — Я делаю глубокий вдох. Но это ошибка, потому что, чёрт возьми, Камилла слишком близко и вместе с воздухом в мои ноздри проникает её аромат, который является настоящим наркотиком. — Я хочу использовать те несколько недель, которые проведу с тобой в кабинете, чтобы изложить свою стратегию победы. И закатаю в асфальт любого, кто встанет между мной и моей целью.
— Очень хорошо! В конце концов, пять дней из семи гастрит и плохое настроение, сконцентрированное на десяти квадратных метрах, — это не страшно.
С моих губ срывается коварная улыбка.
— Я оставлю это на усмотрение твоей женской восприимчивости.
— Ты к тому же сексист?
— Я делаю то, что должен, но не стесняйся думать, как тебе нравится.
— Псих с расстройством личности? — строит догадки она.
— Или человек, который через несколько месяцев будет налагать санкции на невероятно длинные перерывы в туалет, которые ты делаешь, чтобы тайно встретиться со своей лучшей подругой.
Смущение, заливающее её щёки, кричит о «виновности» громче, чем любое признание.
— Ты никогда не будешь моим боссом! Это устраивает тебя как ответ или хочешь, чтобы я соорудила плакат, который повесим в кабинете?