Ещё и потому, что работы у меня нет.
Автоматические двери широко открываются в большой атриум на первом этаже. Я иду на запах кофе и свежеиспечённых круассанов и врезаюсь в очередь в кафетерии. Обычно я избегала этого, но сегодня необычный день. Сегодня стоять в очереди с незнакомцами, которые колеблются между купанием в духах и отказом от дезодоранта — это опыт, от которого не откажусь ни за что на свете.
Я погружаюсь в приглушённый гомон и жду своей очереди, блуждая глазами по сторонам. Когда клиент передо мной уходит, я подхожу к стойке и подмигиваю бариста.
Она отвечает с видом соучастника. Смотрю, как она исчезает за стойкой, в зоне для персонала, и потом... бум.
Свет в помещении, кофеварка, гул холодильника с холодными напитками.
Гаснет всё.
— Господи, — бормочет глубокий голос слева от меня.
Свет из большого окна с видом на район Порта Гарибальди пронизан серостью миланской зимы, поэтому, когда я поворачиваюсь, мне не составляет труда сфокусироваться на профиле недовольного клиента.
Опираясь на стойку одним локтем, в сшитом на заказ костюме, с аккуратной бородкой и ярко выраженным средиземноморским цветом кожи, мужчина излучает класс и изысканность каждой порой, пока пытается своими мыслями убить человека, ответственного за срыв его строгого графика.
— Это их вторичный генератор. Такое случалось и раньше, после проведения работ в электросети здания. — Я контролирую свой голос, чтобы он получился обыденным и звонким. — Им понадобится меньше пяти минут, чтобы восстановить его работу.
Мужчина оборачивается, удивлённый. В поле моего зрения попадают другие детали. Мягкий рот. Тёмные, хищные глаза, которые способны нанести сокрушительный удар, но которые скрывают совсем другую историю за стеной, через которую мне посчастливилось перелезть.
— Камилла?
— Я сказала, что они всё исправят в рекордные сроки, — повышаю я голос, чтобы пересилить гул покупателей и продавцов. — Не в последнюю очередь потому, что я подкупила вон ту бариста, чтобы она отключила пробки. На самом деле, думаю, что пять минут — это слишком оптимистичная оценка. Думаю, через двадцать секунд электричество снова будет работать, как прежде.
— Ты что сделала?
— Добавь к моему списку: не боится играть грязно, навлекая на себя гнев разгневанной миланской клиентуры. Но я должна была это сделать. Знаешь, сегодня особенный день.
Уголок его рта едва заметно дёрнулся.
— Правда?
— Да! В одиннадцать часов я подписываю трудовой договор.
Это не то, чего он ожидал.
— Как замечательно, — саркастически шипит он.
— Я так счастлива начать работу на новом месте. На прошлой неделе прошла второе собеседование, и меня утвердили на должность! Это многонациональная компания, но команда, которой я буду управлять, небольшая. Все они кажутся милыми и, что самое главное, никто из них не знает, что такое тантрическая йога, не говоря уже о каменных яйцах для тонуса тазового дна...
— Некоторые вещи я до сих пор не хочу знать.
— А ты работаешь в этом здании? — спрашиваю я.
— Угадала, — недоверчиво отвечает он. — А ты?
— Нет, по правде говоря. Я здесь, чтобы встретиться с мужчиной…
— Ты с кем-то встречаешься? — Эдоардо хмурится, одна бровь у него заметно дёргается.
— Конечно, нет! — щебечу я. — То есть, какое-то время был один. Мы были коллегами, и, в конце концов, он даже стал моим боссом. Он был очень своеобразным, обаятельным до мозга костей и с колючей проволокой вокруг сердца, но такой придурок и сноб... в общем, теперь между нами всё кончено. Я бы сказала, — одинока как никогда.
Тёмная вспышка пробегает по его лицу.
— Если это игра, то невесело…
— Бриошь и капучино для синьоры и ристретто для джентльмена! — прерывает нас бариста, ставя поднос с чашкой, кружкой и блюдцем с углеводами. Электричество снова включено. Она произносит одними губами «извините, это всё, что я могла сделать».
— Спасибо, правда. — Я плачу за завтрак и беру поднос, прежде чем крутануться на месте. Ладно, теперь самое сложное. — Эй, послушай, понимаю, что знаю тебя две минуты, и это прозвучит безумно, но с тех пор как тебя увидела, должна признаться: ты ещё не знаешь этого, но я... я твоя!
Я наслаждаюсь удивлением, которое распространяется по этому великолепному лицу, по грамму за раз.
— И да, короче, возможно, я покажусь наглой, но: сегодня вечером у меня или у тебя?
Эдоардо вздрагивает.
На мгновение всё выкристаллизовалось.
Кафетерий, запах свежеиспечённой булочки, звон кофейных чашек, кто-то кричит нам, чтобы мы убирались с дороги, а бариста наблюдает за нами с мечтательным взглядом, упираясь подбородком в ладонь.
Но потом всё происходит быстро.
Одну секунду я стою с подносом в руках, мешая посетителям, а в следующую — поднос исчезает, и на его место приходит рот, прижимающийся к моему.
Эдоардо обнимает меня за шею, прижимая к своему сердцу так сильно, как только может. Я отвечаю ему со всей силой. Наш поцелуй настоящий. Один из тех, которые заставляют поверить, что за окном бушует апокалипсис, и поэтому ты можешь сделать последние минуты на планете Земля незабываемыми.
Если мы и остановимся вскоре после этого, то только потому, что это действительно могут быть наши последние минуты перед тем, как нас убьют другие клиенты.
В порыве пьянящего счастья я беру Эдоардо за руку и тащу к полупустой стойке у окна. Он опирается на единственный свободный высокий табурет и втискивает меня между своих ног.
— Я так по тебе скучал.
Я трусь носом о его нос.
— Я тоже по тебе скучала. И я рада, что ты понял, — я никогда не соглашусь работать с тобой.
Эдоардо закатывает глаза к потолку, но ничего не комментирует.
— Иногда мне кажется, жизнь — это лабиринт выбора, перемежающийся вынужденными поворотами. Мы не всегда можем решить, что изменить, но часто такое возможно… — Я играю с пуговицами его голубой рубашки. — Для меня пришло время двигаться дальше. Ты и работа — это не пакетное предложение, Эдоардо. И никогда не были. Я могу отказаться от Videoflix без всяких сожалений. Но я никогда не прощу себе, если сейчас не выберу тебя.
— Почему?
— Ты слышал мои безумные пьяные высказывания по телефону. Ты прекрасно знаешь почему.
— Было бы неплохо послушать и вживую.
— Если хочешь, начну с того, насколько ты аристократичен и как я тебя ненавижу.
— Пожалуйста, пощади меня. Концовка была просто замечательная.
Приподнявшись на носочках, я прижимаюсь лбом к его лбу. Его губы прижимаются к моим, его дыхание ласкает меня.
— Я люблю тебя, Эдоардо. Вернёмся к страданиям от головокружения на большой высоте. Я готова пойти с тобой по канату.
Я пытаюсь поцеловать Эдоардо снова, но он внезапно отшатывается, прижимаясь к моей шее.
— Сначала я должен тебе кое-что сказать, — он заставляет себя пробормотать. — Я поцеловал Викторию, когда был в Лондоне.
Утверждение.
Простое «я тоже».
«Эй, этот табурет неудобный».
Всё было бы отлично.
Но не это.