Он поправляет вишневый галстук-бабочку и направляется по коридору к лифтам.
— А вы не очень ладите, так ведь?
Это Тодд Берстин… он находился в пределах слышимости, а я не заметил его.
— Это не совсем так.
Я смотрю на парня: высокий, худощавый, с копной светло-рыжих волос. Еще один выходец из Гарварда. Похож на типа, которого частенько колотили, когда он был ребенком, а также на субчика, который этого заслуживает.
— У меня выйдет маленькая заметка в сентябрьском номере под рубрикой «Они на взлете», — делится он со мной.
Я делаю вид, что слушаю его, но сквозь поток мыслей до меня доходит только каждое пятое слово. Я недавно сделал открытие, что если воспринимать только существительные, то можно понять большую часть из того, что говорят. Я выхватываю: режиссер… агент… фильм… Скорсезе.
Пока он говорит мне все это, в голову приходит мысль, что не следует открыто проявлять неприязнь к Марку Ларкину. Все должны думать, что у нас прекрасные отношения, что мы полностью устранили все разногласия и теперь успешно работаем вместе. Я должен притворяться, должен пустить всем пыли в глаза. Тодд Берстин продолжает: «…фестиваль… актеры… приз…». И нужно для начала заручиться поддержкой хотя бы Тодда. Плохо, когда свидетели тех или иных событий могут трактовать их однозначно. Пример тому: кадры кинохроники, на которых Ли Харви Освальд раздает листовки «Играйте с Кубой по правилам!». И если вы внимательно присмотритесь к фотографии, запечатлевшей Авраама Линкольна в момент инаугурационного выступления, то увидите стоящего в толпе Джона Уилкса Бута… который не выглядит счастливым.
Марджори Миллет кладет большую красную лапу на перегородку нашей кабинки и опирается на нее подбородком.
— Где твой босс? — спрашивает она меня.
— Думаю, пошел на обед.
— У меня тут есть кое-что для него.
Она вносит коробку с карточками, затем садится на мой стол так, что ее крестец находится слева от меня, а груди — справа.
— Это приглашения, — говорит она.
— Он будет счастлив получить их.
Марк Ларкин устраивает вечеринку, или «пивной пати», как он ее называет, чтобы отметить: а) переезд в Скеффингтон-Тауэрс; б) покорение мира в целом.
— Можно взглянуть на них? — спрашиваю я.
Я замечаю, как Тодд отодвигается в сторону, зная, что ему нечего делать в компании людей, стоящих на уровне, который начинается в полуметре над его макушкой, потом открываю коробку и достаю пригласительный билет. На нем замысловатая двухцветная фотография Клары Бау в коротком наряде, похоже, сделанном из целлофана. Она кажется захмелевшей от охватившего ее экстаза, опьяненной сексом. «ПАРЕНЬ „ИТ“» — красуется над ее головой надпись, напечатанная красным полужирным курсивом.
— Хорошая работа, — говорю я Марджори. — Ты никогда не думала заняться дизайном профессионально?
— Он здорово потратился, — говорит она. — Эти штучки стоят…
— Мне это знать не обязательно.
Она встает со стола, при этом внушительного размера пятая точка занимает отведенное ей природой место.
— Марку они действительно понравятся, — сердечно говорю я, удивляя Марджори.
Это моя первая попытка спасения собственной репутации, обычно я сказал бы что-нибудь вроде: «Надеюсь, он подавится этими пригласительными». Но сейчас я — «Новый и Усовершенствованный Зак Плюс».
Она уходит, а я спрашиваю Тодда:
— Так на чем мы остановились?
Он снова начинает обволакивать меня туманом своих речей, а я тем временем просматриваю пригласительные билеты, вокруг которых закрутилась целая канитель. Мне поручено было передать Марджори список пригласительных, в котором я не обнаружил себя Пришлось звонить Марку Ларкину и унижаться, пытаясь выяснить кое-какие обстоятельства Раз уж список попал мне в руки, я не смог удержаться и в отместку добавил в него Вилли, Фантома и еще несколько фамилий третьеразрядных сотрудников: «карлика» из копировального бюро, практиканта из художественного отдела, слабоумного клерка из почтового отдела и еще одного-двух нежелательных гостей.
— И что ты думаешь? — спрашивает меня Тодд, закончив наконец тираду.
Левый глаз Клары Бау пристально глядит на меня с пригласительного билета.
— Думаю, что это неплохо, — отвечаю я. — Тодд, ты носишь хаки «Гап», тридцать второго размера, рост тридцать четвертый, не так ли?
— A-а откуда ты знаешь?
Я указываю ему на полупрозрачный ярлык с размерами, свисающий с его штанины. Он благодарит, смущенно улыбается и выходит из кабинки. Слышно, как он отрезает ярлык.