Чуть позже до меня наконец доходит, что Тодд Берстин собирается напечатать свою статью в журнале. Это меня сильно настораживает.
Я начинаю пускать пыль в глаза и вскоре приглашаю Марка вместе пообедать, и он соглашается, хотя и изумлен безмерно. Мы идем в ресторан, в котором, я уверен, нас увидят не меньше десятка сотрудников «Версаля». После обеда я предлагаю: «Может, нам стоит ввести это в привычку… просто выбираться из офиса», — и он соглашается. Два-три раза в неделю мы ходим в «Макса Перкина» приблизительно в два тридцать, как раз в то время, когда Лэнд и Триша Ламберт появляются там, когда туда заходит Бетси Батлер и заглядывают десятки других знакомых. Мы с Марком становимся лучшими друзьями… пусть так думает весь мир.
Я даже рассказываю ему, что знаю о том, что он не закончил Гарвард. Сначала он теряется, но потом осознает, кто говорит ему об этом, и разражается смущенными хихиканьями.
И снова «музыкальные стулья». Пока люди не перестанут умирать, уходить с работы и выдвигаться на другие посты, эта игра никогда не закончится.
Я стою в отделе моды, с завистью глядя на желтую рубашку «Хуго Босс» на вращающейся стойке. С другой стороны коллекции стоят Марсель Перро и еще несколько человек из отдела.
— Я слышал о том, кто заменит Лиз, — говорит один из них.
— О? — отзывается кто-то другой.
— Да, это, похоже, совершенно точно.
— И кто это будет?
— Шон Джефферсон? — перешептываются они несколько секунд.
— Не хватает нам тут цветного мужика, — выдает кто-то из них.
— Я знаю Шон Джефферсон, — говорит Марсель. — И она вовсе не цветной мужик. Она — белая сука.
Я получаю все жизненно необходимые статистические данные: университет в Северной Каролине, практика в «Не», редакционный помощник в «Эпил», затем помощник редактора в «Зест» и, наконец, «Ит».
«Еще один человек, которого нужно будет опасаться, — Шон Джефферсон», — такова моя первая реакция. Затем у меня возникает обычная в таких случаях мысль: «Интересно, а она симпатичная?»
— Как ты смотришь на то, чтобы работать вместе с Айви Купер? — спрашивает меня Марк Ларкин через две недели после того дня, когда Тодд Берстин срезал бирку с новых брюк.
— Ты это серьезно?
Он подносит к губам стакан с мартини и делает глоток. На них остается на мгновение серебристая пленка, делая их еще более похожими на рыбьи.
— Абсолютно серьезно. Она на подъеме, тебе не кажется? — говорит он с быстрой, словно молния, улыбкой Тедди Рузвельта.
Сейчас семь тридцать вечера, и мы сидим в баре в двух кварталах от Гранд-Сентрал-стэйшн. Это местечко — возможно, потому, что именно сюда спускались цирковые акробаты и комики с попугаями, чтобы развеяться после «Шоу Эдда Салливана» — очень популярно у деловых людей «Версаля», желающих пропустить немного перед тем, как поезда умчат их к обыденной жизни в Коннектикут и Уэстчестер. Здесь ничего не менялось на протяжении десятилетий… кажется, в воздухе качается дым сигарет, выкуренных пятьдесят лет назад.
— Я бы предпочел, чтобы ты не продвигал ее в моем направлении, — говорю я.
— Ты понимаешь, что мне придется сообщить ей, что это ты против ее повышения?
Я так и знал, что он скажет это!
Я наполовину осушаю стакан с водкой-тоником и внезапно чувствую, что не хочу больше ни капли.
— Она может получить повышение, — говорю я. — И она заслуживает этого. Но я предпочитаю не сидеть напротив нее.
— Ты — идиот, что завел отношения с кем-то на работе.
— Согласен.
— Полный идиот.
— А где еще можно с кем-нибудь познакомиться? И кем увлекаешься ты, кстати? Мальчиками? Девочками? Хорьками?
— Это не твое дело. Я стараюсь отделять бизнес от удовольствий.
Он делает еще глоток, и в этот момент трое широкоплечих мужчин в строгих костюмах входят в бар. Я вижу среди них Джимми Купера, который останавливается возле нас, увидев Марка Ларкина.
— Какой сюрприз, — восклицает Джимми.
Происходящее до смешного напоминает сцену из убогой постановки: Джимми Купер появляется незамедлительно, как только я в корне пересекаю продвижение его дочери по карьерной лестнице.
Марк Ларкин и Джимми Купер обмениваются рукопожатиями, и становится очевидно, что тонкая кисть Марка Ларкина совсем не подходит для сокрушительной хватки адвоката, похожего на буйвола.
— Я думал, что вы, журналисты и все такие прочие, обычно отправляетесь в город, чтобы нажраться в хлам с моделями, художниками и писателями, — говорит Джимми Марку Ларкину как старому приятелю.