— Получается, что тогда мы все карлики, — говорю я. — Президент отбудет на посту восьмилетний срок, если повезет, и что потом? Торчать целыми днями дома, бесконечно перечитывая написанные кем-то автобиографические воспоминания, и ждать, когда побеспокоят только для того, чтобы сфотографировать с лопатой в руках закладывающим фундамент библиотеки, которая будет носить его имя? У карлика в копировальном бюро жизнь завиднее, если тебя интересует мое мнение. Он живет настоящей жизнью.
Марк всасывает воздух между зубов и вновь перебирает пальцами пластинки жалюзи… Яркие лучи света проникают в комнату, скользят по стенам и по полу. Затем он вытягивает из щели пальцы, и все неожиданно погружается в сумрак.
— Возможно, Вилли твой друг, возможно, он хороший писатель и хороший редактор…
— Но?
— Но… он просто не один из нас.
— То же самое можно сказать про нас с тобой! — говорю я. — Не забывай это!
Он улыбается скользкой, тошнотворной улыбкой, сопровождая ее болезненной гримасой, как будто у него под языком мелкие осколки битого стекла, и говорит:
— Ну, я бы сказал, что мы-то на своем месте.
Мы с Лиз разговариваем по телефону: я сижу на работе, а она — дома, у меня дома. Идет «Час разговоров об ужине».
— Когда придешь домой, я сообщу тебе одну новость.
— Какую новость?
— Скажу, когда вернешься.
Как только я кладу трубку, звонит телефон Тодда Берстина. Это внутриофисный вызов — два быстрых звонка. Он зажимает трубку между шеей и подбородком, кладет ноги на стол и постукивает карандашом по ежедневнику. Он может оказаться вполне приличным парнем, несмотря на его прошлое: из богатой семьи, закрытое учебное заведение, трастовые фонды — но он просто обречен раздражать меня. Он не чавкает, не издает странных звуков, не гримасничает, но даже его покладистость начинает действовать мне на нервы.
— Ну, кино всегда можно посмотреть, — бормочет он.
Мои щеки начинаю втягиваться. Я пытаюсь подслушивать, но улавливаю только глаголы и союзы: поесть… пойти… посмотреть… и…
Я встаю и иду туда, где в крошечной кабинке недалеко от «Черной дыры» сидит Айви. Она тоже разговаривает по телефону и, когда замечает меня, заметно напрягается.
Я быстро возвращаюсь к своему месту и вижу, что Тодд изменил позу за столом. Айви ни за что бы не стала рассказывать ему о нас… или все же рассказала?
Он кладет трубку на аппарат с подозрительной осторожностью, словно считает, что если я не услышу, как он положил трубку, то уже через секунду забуду, что он вообще разговаривал по телефону.
— У тебя есть подружка? — спрашиваю я его.
Он смотрит на меня и пожимает плечами, а я говорю:
— Конечно, есть.
Когда я возвращаюсь домой в тот вечер, меня ждет сюрприз: Лиз приготовила ужин — филе миньон, вареную кукурузу, салат и даже испекла яблочный пирог. Впервые в этой квартире накрывается стол… кто бы мог подумать, что в моей квартире имеется скатерть? Лиз где-то откопала одну.
— Я возвращаюсь к астронавту, — говорит она мне.
— Когда?
— Завтра или послезавтра. Это зависит от того, смогу ли я сегодня ночью упаковать все вещи.
— Складывай их тогда помедленней.
Еда получилась вкусная, а Лиз выглядит очень красивой.
— Мне кажется, это будет правильно, — говорю я.
— Ты так думаешь?
— Ты ведь замужем, — привожу я веский довод и опрокидываю стакан вина.
— Хотела бы я быть уверенной, что поступаю правильно…
— Конечно, правильно…
Но кто знает, действительно ли я так считаю?
— Я слышала, что вы с Марком Ларкином собрались зарыть топор войны, — говорит она. — Кофе пьете каждый день.
Мне нельзя выдавать себя, и поэтому я не могу сказать: «Да, я собираюсь зарыть топор на его свежей могиле». Вместо этого я говорю:
— Мы пытаемся ладить друг с другом.