Мы с Марджори проходим пару кварталов пешком, прежде чем поймать такси, и стук ее каблуков отражается от домов на пустынных улицах.
Я говорю водителю, чтобы отвез нас сперва к ее дому, что мне совсем не по пути.
— Вечеринка удалась, — говорит Марджори в такси.
— Тебе понравилось? Взяла у кого-нибудь номер телефона?
— Взяла.
— Ты почти что кормила грудью того здорового бармена.
— Он, похоже, мучился от жажды.
Пару кварталов мы едем в молчании.
— Когда ты вернешься к нему? — спрашиваю я.
— Что ты имеешь в виду?
Марджори сидит справа так близко от меня, и ее ноги в черных колготках касаются моих.
— Он рассказал мне. Я знаю.
Она сглатывает слюну… тайна раскрыта.
— Что он рассказал тебе?
— Хватит врать, Марджи. Довольно лжи. Господи, да мне наплевать. После сказок о Джимми Купере, чего уж? Тогда, когда я пришел в твой кабинет… я был…
Она безмятежно мигает узкими зелеными глазами, потом говорит:
— Я не завожу отношений с женатыми мужчинами. Это не мое, я не создана для того, чтобы быть в любовницах.
— Поэтому ты и связалась с этим высокомерным, надменным хреном?
(Но я должен быть осторожен: дымовая завеса, пыль в глаза.)
— Я думала, что тебя это больше не волнует. И кроме того, вы в последнее время казались такими приятелями.
Такси останавливается, и она прощается со мной, но я тоже вылезаю из машины и на всякий случай беру квитанцию у водителя. Это может послужить доказательством.
— Что ты делаешь? — спрашивает она, когда я покидаю такси. — Ты обещал, что не будешь приставать.
— Не буду. Давай выпьем?
— Мы уже выпили.
— Пожалуйста… Я не трону тебя. Просто мне не хочется оставаться одному.
Мы разговариваем прямо перед ее подъездом… портье, сидящий на стуле, с любопытством смотрит на нас.
Мы выпиваем в ближайшем баре, почти не разговаривая, потом я провожаю ее домой.
Она по-матерински треплет меня по щеке и желает спокойной ночи, а я вижу с улицы, как двери лифта закрываются за ней.
Столько алиби…
Когда я прихожу домой, то не могу спать. Поворочавшись в кровати, я встаю и принимаю несколько таблеток успокоительного. В голове щелкает, как метроном: «Он все еще мучается или уже умер? Вилли сделал это или струсил? На что мне рассчитывать?» Ожидая, пока подействует лекарство, я решаю позвонить Айви. На часах 2:54.
Она берет трубку, возможно, надеясь, что это молодой Берстин.
— Алло… — произносит она сонно.
— Это я, Зэки.
— Который час?
— Уже поздно.
Моя комната погружена во мглу, за исключением сапфирового свечения цифрового табло. Я тоже начинаю уплывать в черноту и синеву.
— Что такое? Что-то случилось? — спрашивает она.
— Нет. Просто хотел услышать твой голос.
Проходит несколько секунд, прежде чем она отвечает:
— Едва ли этот голос мой.
— Но это ты?
— Я сплю.
— У меня ничего нет. Я так боюсь.
— Я сплю…
— О’кей. Я тоже.
Я просыпаюсь около 11:30 на следующий день, в воскресенье, и включаю канал местных новостей. Ничего.
Я принимаю еще одну пилюлю и сплю до заката. У меня опухло и побаливает плечо — результат моего столкновения с Джимми Купером.
Когда я просыпаюсь, то снова включаю телевизор… проходит полчаса, но в конце концов дикторша объявляет, что Марк Ларкин, старший редактор журнала «Ит», был обнаружен мертвым в своей квартире на Восточной Шестнадцатой улице. «Накануне он устроил большую вечеринку. Следователи изучают содержание оставленной записки», — сообщает она.
Она говорит, что полиция считает это самоубийством, и завершает выпуск новостей прогнозом погоды.
16
Они меня поймают?
Джордж Лей Мэллори хотел покорить Эверест потому, что, как он сказал: «Потому что это там». Когда он забрался на него, этого там уже не было. Вместо поисков неведомого «этого» он, должно быть, удивлялся: «Все о’кей, но как я теперь сниму отсюда свою задницу?»
Люди взбираются на вершины, чтобы обрести внутренний покой, полюбоваться красивым пейзажем, сделать открытие, спрыгнуть с парашютом или просто помолиться.
Мне пришлось сделать это для того, чтобы убили человека.
Я должен оставаться самим собой. Вести себя нормально. Неврастеник, который вечно трясется, распускает нюни и трет глаза, сразу же выдал бы себя, если бы ему пришлось кого-нибудь убить: на следующий день его руки не дрожали бы, губы были бы сухими, и за весь день он ни разу не моргнул бы.