«Ох, зря он так себя ведет», — звучит голос за кадром.
Раздел свадебных объявлений «Таймс» иногда печатает фотографии счастливых, улыбающихся пар. Правда, иногда печатают только фотографию невесты, иной раз фотографий не бывает вообще. Мы с Лесли тоже отослали пару снимков, но в нашем объявлении они не поместили ни одной фотографии.
Я сравнил себя с остальными женихами, сочетавшимися в тот же день. Два доктора, конгрессмен, юристы, несколько биржевых брокеров. Да, я не попал в их лигу. Но затем обнаружились еще владелец свечного заводика, помощник продавца из магазина, торгующего черепицей, несколько выпускников университета и пара неудачников, помогающих родителям вести бизнес. Так что, несмотря на «Тип-Топ Тогз» и «Мокрых парней», я, по-моему, выглядел достойно.
Я сделал это. Я вытянул свой счастливый билет.
Старший редактор журнала «Ит». Не так уж плохо.
Конечно, мне пришлось рассказать Лесли о своем менее звездном происхождении до того, как она прочитала бы об этом в газетах.
(Я также признался начистоту Бетси, сказав ей, что эпизод с Марком Ларкином заставил меня переродиться и очистить душу от вранья.)
Какое-то время Лесли металась в ярости по поводу политики компании, предписывающей ей сменить место работы. Она никогда не слышала о подобном и в бешенстве набрасывалась на меня:
— Ты знал об этом?!
— О чем?
— Бетси Батлер сказала мне о том, что семейные пары в «Версале» не могут — не могут — работать вместе в одном журнале. Я должна перейти. Или ты должен! Ты знал об этом?
— Теперь я припоминаю что-то о политике компании. Но мне не приходило это в голову. Клянусь Богом!
Ее щеки горят, а глаза мечут молнии.
— Ладно? Кто уходит? Ты? Или я? Кто уходит?
— Я-я-я проработал в «Ит» дольше тебя, милая.
Она забирается в кресло с ногами, подтянув колени к подбородку, и изо всех сил сдерживается, чтобы не расплакаться.
— В это невозможно поверить, — говорит она.
Вот теперь пришло время, когда я должен ей рассказать еще кое-что.
(Вы думаете, я действительно не помнил о политике компании? Я вас умоляю!)
После всех объяснений мы сидим на диване, и я обнимаю все еще всхлипывающую Лесли.
— Мы будем счастливы, правда? — хнычет она, уткнувшись мне в плечо.
— Я надеюсь.
— Увидишь, мы будем так чертовски счастливы, что все вокруг будут нам завидовать.
— Звучит неплохо.
— Ты быстро пойдешь вверх, я тоже, и мы станем просто сказочной парой. Через два года я стану арт-директором «Ши». Мы заставим Тома Лэнда и Тришу выглядеть просто идиотами, каковыми они и являются. И им придется приглашать нас на ужин.
Она поднимает голову с моего плеча и добавляет:
— Мы сделаем это, старичок. Я знаю, мы сделаем.
— Я бы настоятельно желал, чтобы ты не называла меня «старичком», сладкая.
В ночь перед свадьбой я уснул всего на пару часов — и те пронеслись как несколько минут. Накануне не было никакого шумного мальчишника с обязательными стриптизершами и минетом. Просто мы втроем (Олли, Лиз и я) поужинали в уютном устричном баре на Корнелия-стрит.
Всю ночь я думал об Айви. Милой Айви, потерянной для меня навсегда. Утро застает меня сидящим на кровати и тупо глядящим на стенку.
Когда в восемь часов утра меня сдергивает с кровати дверной звонок, я спрашиваю в домофон:
— Кто?
— Вшпрок, — каркает голос сквозь помехи.
— Кто это?
— Вш прок.
Мой пирог? Но я никакого пирога не заказывал.
Я впускаю человека, кем бы он ни был, и слушаю, как скрипучий лифт поднимается до моего этажа, вглядываясь в полумрак лестничной площадки. Кто это? Фортуна? Фурия? Костлявая с косой, собирающаяся отхватить ею мое наследство?
Нет. Это Марджори Миллет, и когда я вижу, как она направляется ко мне, мое сердце падает вниз. На ней наброшено черное меховое пальто, и копна ее волос вздрагивает в такт каждому шагу.
— Ваш подарок, сэр, — говорит она, когда я впускаю ее в квартиру.
Марджори ногой захлопывает за собой дверь и распахивает на себе шубку. Она во всей своей сформировавшейся, округлой, приукрашенной, обжигающе горячей красе. На ней только черное кружевное белье, черные чулки и пояс, розочка притаилась во впадине меж грудей.