Когда Вилли приходится составлять колонку Бориса Монтегью, его настроение становится, по понятным причинам, очень мрачным. Но больше никто не в силах взять эту работу на себя.
— Тебе нужна моя помощь? — спрашиваю я Вилли.
— Нет, но мне…
Входит Марк Ларкин, вешает на спинку кресла свой идиотский толстый пиджак синего цвета, кладет на стол «Таймс», «Уолл-стрит джорнал» и «Экономист». На нем галстук-бабочка и красно-зеленый жилет. Он пытается показать, будто у него полно первоклассной одежды, но он все равно предпочитает носить пиджак марки «Трипл фэт гуз»…
— Привет, ребята, — говорит он.
Вилли поднимает взгляд от факсов Бориса Монтегью и, не мигая, глядит на Марка Ларкина.
— Твоя статья о Таде Райте выбила из номера кое-что мое, — говорит ему Вилли. — Ты знал это?
— Ох, какая неприятность. Мне ужасно жаль, Вилл.
(«Вилл» — это творческий псевдоним Вилли, но Марк Ларкин является единственным человеком, кто зовет его так.)
— Мне действительно очень жаль, — добавляет он, что тут же убеждает меня в обратном.
За толстыми линзами его очков никогда невозможно прочитать истинное выражение его рыхлого розового лица.
— Да ладно, все было по-честному, — почти шипит Вилли.
Он начинает по-настоящему его ненавидеть. Это может оказаться забавным.
— Хотелось бы знать, на каком мы этапе со статьей о Лерое Уайте? — спрашиваю я Нэн Хотчкис в ее кабинете.
Я сообщаю, что журнал «Бой» собирается пустить Лероя в качестве главного материала номера, если «Ит» отказывается (что является неправдой). Нэн находится пролетом выше на служебной лестнице по сравнению с Шейлой Стэкхаус, и ее кабинет более уютный, или, может быть, это только кажется оттого, что в нем нет фотографий мужа, выглядящего словно приговоренный к смерти заключенный. Пока я стою в нескольких шагах от нее, Нэн выполняет какую-то работу, глядя на бумаги перед собой и не обращая взор на человека, с которым разговаривает.
— У тебя на данный момент есть рыбка покрупнее, чтобы ее поджарить, — говорит она.
— Да нет, у меня нет ничего подходящего.
— Ты уверен?
Она поднимает на меня глаза и слегка улыбается. «Что-то назревает», — догадываюсь я, опускаясь в кресло.
— Я ухожу отсюда, Зэки, и скажу об этом Регине в пятницу. На кой хрен мне ждать больше, — отчетливо, но с усилием выговаривает Нэн.
Но это грандиозная новость! Откроется вакансия редактора. Может ли такое быть? «Запятая», которая мне нужна, чтобы приобрести «дефис» — возможно, это она и есть. Путь к «двоеточию» открыт!
— Куда ты уходишь? — спрашиваю я ее.
Но она может идти хоть в «Бургер Кинг» — это уже не важно, главное, что она уходит.
У меня есть несколько предположений насчет того, куда бы она могла уйти, — старшим редактором в «Эпил» или в «Эго» (оба названия принадлежат «версальским» изданиям), может быть, куда-нибудь в Европу, — но она не признается, даже если угадаю.
— Я собираюсь замолвить за тебя слово Регине, — сообщает она мне, вкладывая какие-то бумаги в свой «Филофакс». — Я порекомендую тебя ей и Бетси на эту должность. Думаю, ты потянешь. Я не вижу причин, по которым ты не мог бы ее занять.
— О! Большое спасибо Нэн. — Я готов схватить ее за большие собачьи уши, засунуть органайзер ей в рот и, не медля ни секунды, вытащить ее, к чертям собачьим, из кабинета, чтобы тут же перенести сюда свои вещи. — Но почему я, а не Вилли Листер или Лиз Чэннинг?
— А почему не ты? Я думаю, что у тебя не меньше опыта, чем у них. Ты подходишь, потому что умеешь работать в команде.
— Да. Я думаю, что подхожу.
Около секунды я нахожусь под впечатлением восхвалений в свой адрес.
Но затем у меня начинает сводить живот от осознания факта, что я подхожу.