— Я буду скучать по тебе, Зэки, — говорит Джеки, когда подходит попрощаться.
Я отвечаю, что тоже буду скучать по ней и что было здорово работать вместе.
— Тебя ждут великие дела, — добавляю я если уж не совсем надломленным, то сильно расстроенным голосом.
Тем не менее я предлагаю ей иногда встречаться за ланчем, на что получаю утвердительный кивок. Прощальные объятия лишь подтверждают мои догадки, что Джеки Вутен на ощупь — настоящий скелет.
На следующий день мы сидим с Вилли в офисе… Я занял место напротив Вилли за бывшим столом Джеки. На нем теперь ничего нет: ни маленького круглого зеркала, в которое она смотрелась каждые полчаса, проверяя свой макияж, ни всегда до блеска начищенной серебряной вазы, в которую она смотрелась каждые пять минут, поправляя прическу.
— Уже известно, кто будет вместо нее? — спрашиваю я Вилли.
— Один парень по имени Марк Ларкин… Я думаю, он из «Ши».
— Марк Ларкин? Мне это имя ничего не говорит.
К нам заходит Чарлз, сотрудник художественного отдела — высокое бледное бесполое существо. В руках у него конверт из манильской бумаги форматом десять на тринадцать дюймов. Нам полагается открыть его, бросить туда несколько долларов за подарок от «Тиффани», поставить галочки напротив наших имен и передать конверт следующим. Когда конверт доходит до нас, он уже прилично набит.
— Без Джеки все здесь будет по-другому, — говорит Вилли и тискает конверт, словно пухлого смеющегося младенца. — Надеюсь, я смогу поладить с этим парнем, Марком Ларкином.
У Вилли чистые голубые глаза, прямые светлые волосы до плеч и открытое волевое лицо. Похоже, он на самом деле хочет поладить с этим Марком Ларкином, кем бы тот ни оказался.
Я беру конверт и открываю красную застежку. — Как ты смотришь на то, чтобы пообедать сегодня в городе? — спрашиваю я Вилли.
— Пообедать было бы здорово. И новый галстук купить не помешает.
Я осматриваю ассорти из пятерок, десяток и двадцаток, потом вытаскиваю две десятки, кладу их в карман, отмечаю свое имя на конверте и передаю его Вилли. Он забирает такую же сумму и застегивает красный замок.
— Ты знаешь, мне вообще-то никогда не нравилась Джеки, — подытоживает Вилли.
— Не знал. Мне тоже.
2
Я, Захарий Арлен Пост, родился и вырос в Ойстер-Бей, тихом городке на северном побережье Лонг-Айленда. Гэтсби и Ник Карауэй проводили лето в Уэст-Эгге, Том и Дейзи Бьюкенены — в более престижном Ист-Эгге. Ойстер-Бей невелик и не делится на западный и восточный, а в социальном отношении он, позволю себе так сказать, дыра дырой.
Я вырос в величественном трехэтажном особняке — джорджийском «бегемоте» (между прочим, когда-то в нем жил кузен Резерфорда Б. Хейса). Дом высоко взгромоздился на гребень изрезанной скалы и, словно неустанный часовой, осматривал спокойный залив с очертаниями буйвола. В любой из многочисленных комнат вы могли слышать ритмичный напев волн, накатывающих на берег и откатывающихся назад, словно перышком щекотали цимбалы, а иногда — пронзительный вой урагана. В яхтенные сезоны вода полыхала красным, синим, желтым и оранжевым цветами от вздымавшихся парусов, которые метались и танцевали в искрящемся море. Дом окружали семь акров идеально ухоженного сада. Азалии, ирисы, сирень, подсолнухи и циннии цвели каждую весну и лето, а сикоморы и вязы разбивали поместье на чередующиеся, словно поля доски для игры в нарды, полосы солнечного света и тени, которые бежали вниз по скалам до самого моря извивающимися зигзагами. Арлен — это девичья фамилия моей матери; она из рода Арленов Род-Айленда, пришедшего сюда в семнадцатом веке и быстро обогатившегося на недвижимости, а затем и на стали.
Мой отец, Р. Д. (Робертсон Джеймс) Пост — блестящий, но темпераментный (то есть психически неуравновешенный) архитектор, который проектировал летние дома для нуворишей всего побережья — от штата Мэн с полуостровом Кейп-Код до Флориды-Кис. Если вам доводилось проезжать через Кеннебанкпорт в штате Мэн или Неаполь во Флориде, вы, несомненно, видели его работы, лучшие из которых были выполнены в пятидесятых годах.
Монография о моем отце, опубликованная в середине семидесятых, утверждает, что несколько из его наиболее блестящих проектов так и не были реализованы из-за того, что у него часто возникали отношения сексуального характера с дочерьми людей, которые платили ему. Некоторые из тех девочек были пятнадцатилетними.
Ему было пятьдесят пять, когда я родился, а умер он, когда мне было лет десять-одиннадцать. У меня нет ни братьев, ни сестер.