Если не считать самого интервью. Это было пыткой.
Открывается дверь, и меня встречает маленький человек с приятным лицом, густыми и тщательно уложенными волосами и с ярко-голубыми глазами.
— Я прибыл сюда взять интервью у Итана Колея, — говорю я и протягиваю руку. — Захарий Пост из «Ит».
— Да. Г-г-р-р-р. Хмммм.
Я представлял себе, что он выглядит примерно как Уильям Холден в «Дьявольской бригаде»: долговязый, иссушенный ветрами мужчина, с испещренным морщинами лицом, с синими щелками глаз бейсболиста Теда Уильямса и непокорными серебристыми волосами. Такая фотография помещена на суперобложке его книги на фоне гористого лунного ландшафта. Но Итан Колей больше похож на Ральфа Лорена, чем на Уильяма Холдена.
Я устанавливаю диктофон на кофейном столике «Роше Бобойс» в гостиной. Выглянув в окно, я вижу перед собой бесконечную равнину с расплывчатыми, словно на небрежном рисунке, контурами. На горизонте — горы с покрытыми снегом вершинами и облака, белой пеной продирающиеся сквозь них. Но больше нет ничего: ни домов, ни магазинов, ни людей, ни построек. (Журналист мог бы написать: «Место одновременно невероятно невзрачное и сверхъестественно прекрасное, как и вся поэтическая проза Колея».) Он не просто живет на краю «ничего», он шлепнулся в самый его центр, вдали от всего.
(Нечему и удивляться, что все его книги об одном и том же: с ним никогда ничего не происходит. Да и как бы могло? Нечему случиться вокруг него.)
Я ожидаю увидеть разбитую пишущую машинку «Гермес» или какой-нибудь дребезжащий «Гутенберг», каждый удар по клавише которого напоминает выстрел из помпового ружья, но замечаю современный «Пауэр-Мак 7200» и мощный лазерный принтер. И на стенах не развешены головы лосей, нет медвежьих шкур и пенисов карибу. Вместо них — репродукции кувшинок Моне и вставленные в рамки обложки книг самого Итана.
Колей не желает со мной встречаться, да и мне не очень-то этого хочется, но я здесь, поэтому он просто обязан сделать мое пребывание на ранчо настолько мучительным, насколько это возможно. Если только, конечно, ему не нравится все это на самом деле. Однако своими стонами, ворчанием и гримасами он показывает, что мое общество является для него почти невыносимым. Возможно, так оно и есть.
В середине одной из затянувшихся пауз во время интервью он внезапно вскакивает и произносит: «А вот и она». Я оборачиваюсь и вижу в пятидесяти ярдах белый «рейндж ровер», приближающийся к нам.
Сейчас должна бы появиться приземистая женская фигура, наподобие героинь Джессики Ланг, и завернуть что-нибудь вроде: «Ты — одиночка, аутсайдер, Харлан. Ты никому не нужен в этой своей проклятой жизни», поэтому для меня является полной неожиданностью, когда в комнату входит леди с фигурой, по форме напоминающей бутылочку горчицы. Коринн — его жена-трофей, награда за то, что он кое-кого обошел на финишной прямой.
Я пожимаю ее руку, и она предлагает — нет, дает распоряжение — мужу приготовить кофе. Снова я себя ощущаю так, будто меня разыгрывают, когда, вместо алюминиевой кружки с абсолютно черной, обжигающей нутро бурдой, мне подают чашку растворимого «Интернешнл кофе», по-моему, кофе с корицей.
Ходят слухи о том, как Трумэн Капоте однажды боролся с Хэмфри Богартом и не просто победил, а победил три раза и чуть не сбросил его со стола в пылу схватки. Не все принимают ее за чистую монету, однако сам я действительно верю в эту историю, поэтому, когда я покидаю этот дом, меня так и тянет сказать Итану Колею: «Ты не хочешь выйти наружу, ковбой, и выяснить, кто из нас ловчее?»
Гравий хрустит под нашими ногами, когда мы идем к пурпурному «неону»; Коринн Колей рассказывает мне что-то, о чем я хотел бы упомянуть в своей статье, но, конечно, только не в безобидной восхваляющей статье для «Ит».
Уже темно и холодно, и кажется, что звезды блестят всего в нескольких шагах от нас. Я думаю о двух с половиной часах езды обратно в Рапид-Сити. Сегодня рождественская ночь, и дорога будет пустынной; через несколько минут я уже буду подпевать звучащей по радио мелодии — как всегда, когда выезжаю куда-нибудь на машине («Брэнди заплела косу с тончайшим серебром…»).
— Он совсем не похож на себя на фотографии, — говорю я Коринн, вставляя ключ в дверцу машины.
— Ох, он только что это исправил, — говорит она.
— Что он исправил?
Коринн больше ничего не добавляет, но этого достаточно, чтобы мое любопытство разгорелось. Она, конечно, научена не говорить лишнего, особенно какому-нибудь сующему везде свой нос репортеру из большого города, вроде меня.