— Помощник редактора, — скромно поправляю я ее, пока Колин вытирает руку, которой здоровался со мной, о плащ.
— Это новый плащ? — спрашивает она. (И это после того, как они почти совсем не видели друг друга столько времени.)
— Да, это «Барберри». Приоделся в Лондоне. Шестьсот фунтов.
Я перебиваю:
— В универмаге на Риджент-стрит или в «Хэймаркете»? (Я хорошо знаю рекламу в своем журнале.)
— На Риджент-стрит.
— Вы могли бы купить такой же вполовину дешевле у Мо Гинзбурга. Этот старый еврей знает толк в распродажах.
Он бросает на меня короткий неприязненный взгляд, который я «проглатываю». Я не позволю этому сукину сыну оттеснить себя на задний план. Я приспущу его с небес на свой уровень…
— Так, значит, чем вы там занимаетесь, еще раз? — спрашиваю я его, призвав на помощь диалект из родного Массапикуа.
— Я страховой арбитражер. В Сити.
— В Сити? А я думал, вы в Лондоне живете.
Он начинает потирать свой огромный подбородок, а я продолжаю:
— Страховой арбитражер?? И у вас не было проблемы с въездной визой? Я хочу сказать, что первое слово словно взято из «Монополии», настольной игры о мировом господстве, а чтобы произнести второе, нужно уметь говорить по-французски.
Колин поворачивается к Лесли и спрашивает ее:
— Мы вроде собирались идти обедать?
Они уходят после заключительного обмена любезностями.
— Можно тебя на секунду? — говорит мне Марджори достаточно жестко, чтобы испугать меня.
— Да, конечно, — отвечаю я, а в голове проносится: «О нет! Должно быть, она узнала обо мне и Айви. Это может стать опасным».
Мы идем на лестницу «Б», подальше ото всех, я шагаю за ней (на должном расстоянии, но ее груди хорошо видны, даже если она удаляется прямиком от тебя), ее безумные, торчащие во все стороны волосы колышутся пеной в такт шагам. Хотя, похоже, игра окончена, если она предложит сейчас: «Засади мне, Ковбой», — как я смогу сказать ей «нет»…
В нашей уединенной нише на лестнице «Б» под ногами полно окурков, горелых спичек и пепла.
— Ты домогаешься Лесли, не так ли?
— Я?
— Ты! Это так очевидно! Ты запал на нее!
— Почему это очевидно? — глотаю я слюну.
Она, подбоченясь, резко меняет позу, и платье хлещет по икрам.
— По тому, как ты разговаривал с Колином. — Она тычет в меня пальцем и передразнивает: — «Не имел удовольствия!» Господи!
— И это означает, что я запал на Лесли?
— Да, означает. Потому что ты никогда не сказал бы ничего подобного, если бы действительно не имел этого в виду.
На этот раз она застукала меня с поличным, и теперь ее несет:
— И, что самое отвратительное, ты говорил так, как будто на самом деле имел это в виду. Что было неправдой! А почему это неправда?! Потому что ты возжелал Лесли!
В продолжение этой тирады я рассеянно оглядываюсь по сторонам и думаю о временах, когда я просто поворачивал ее кругом (прямо на этом месте), поднимал ей юбку, приспускал колготки и…
— Если ты хочешь, чтобы я помогла тебе в этом деле, я могу, — сообщает она.
— Ты собираешься помочь мне? Марджори! Ты сказала ей, что я брал уроки актерского мастерства в Королевской школе театрального искусства!
— Так ведь ты же брал!!
— Нет, не брал!
— Тогда зачем ты мне говорил, что брал?!
— Я никогда не говорил тебе, что брал уроки актерства!
— Ну, если бы ты брал, то ты сказал бы мне!
Мы опять глубоко погружаемся в Чистилище споров, на нейтральную территорию, где ей нет равных.
— Ты, наверное, говорил это только для меня, а я рассказала Лесли… чтобы произвести на нее впечатление, — продолжает Марджори.
Но у нее не сходится хронометраж, и я протестую:
— Нет, я бы рассказал тебе это задолго до того, как мы познакомились с Лесли!
— Ага! Так ты мне рассказывал!
Но я не это хотел сказать. Что я хочу сказать, так это то, что она обвиняет меня в том, будто я рассказал ей до того, как… — ох, проехали!
— Я не хочу, чтобы ты помогала, — говорю я. — Но все равно спасибо… Кроме того, она выглядит счастливой с Коликом.
— С Колином. И она не так счастлива.
— О?
— Нет. Она хочет, чтобы он переехал сюда, но он ни за что не оставит свою работу там. Она уверена, что у него кто-то есть в Лондоне.
Хорошая новость! Для меня.
— Если передумаешь, я помогу тебе, — говорит Марджори, выпрямляется, и все у нее возвращается на свои места. На эту секунду я хочу ее и только ее, эту штучку Таити-Исландия.
— О’кей, я буду иметь в виду твое предложение.