— Что? Тедди Рузвельт? — усмехается Вилли. Он откладывает журнал, который читал… новый выпуск «Хиэ», еще один «версальский» глянцевый журнал для женщин, один из шести-семи подобных, которые мы штампуем каждый месяц. На обложке номера изображена модель — молодая блондинка в желтом, сосущая банан, покрашенный в черный цвет. Заголовок гласит: «ЖЕЛТЫЙ — НОВЫЙ ЧЕРНЫЙ?»
— Ты познакомился с ним, я так понимаю, — говорит Вилли. — Задница. От макушки до пяток.
— Тоже мне открытие.
— Он из тех типов, которых тебе надо опасаться. Через год он будет рулить этим местом.
— Ну, может быть, все не так уж плохо, — раздумываю я вслух.
Безмолвно мы с Вилли смотрим на пустующий стол и кресло. Кожаная папка кажется нам обоим зловеще опасной, растущей и пульсирующей, словно опухоль. Марк Ларкин будет сидеть здесь, напротив Вилли, восемь или больше часов в день — неделями, месяцами, годами. Папка похожа на кокон, из которого он только что выбрался на свет.
— Удачи тебе, — говорю я.
В тот же день Бетси Батлер иноходью подлетает к моему столу. Она второе лицо в «Ит» и, должно быть, привыкла к скандалам, вспышкам негодования, длительной вражде. Это неприятное занятие для нее, но она была рождена для этого.
— Надеюсь, вы поладите с Марком Ларкином, — говорит она, постукивая авторучкой по монитору моего компьютера.
— Я тоже надеюсь.
— Но, знаешь ли, я не представляю, как это может произойти.
— Я тоже.
— Постарайся, чтобы все было нормально, о’кей?
Спустя час после представления я выхожу с короткого совещания из бежевого конференц-зала без окон и вижу Марка Ларкина: его лицо полыхает огнем, губы дрожат. Он трет руками макушку и очень похож на мартышку, пытающуюся включить калькулятор. Я знаю причину этой паники: кофе.
В моей памяти промелькнуло воспоминание о первом дне в «Ит», когда я был Новичком.
— Предупреждаю, Зэки, тебе придется пока поносить Регине кофе, — сказал мне тогда Вилли.
— Какой она пьет?
— Немного молока и около фунта сахара. Вот почему у нее волосы как стекловолокно.
И так три недели — пока наконец не появился Новый Новичок — я носил Регине кофе. На нашем этаже нет кофейного автомата (есть только холодильник, внутри которого бутылок тридцать минеральной воды, идеально выстроенных, словно солдаты на параде), и мне приходилось спускаться к парню, продававшему кофе с пончиками в вестибюле, пятьюдесятью этажами ниже. Это случалось по четыре-пять раз на дню, и через неделю я понял, почему на нашем этаже нет кофейного аппарата: чтобы Регина могла проделывать этот унизительный трюк.
Это был ее «медвежий капкан», замаскированный под радушный прием.
Наверняка никто не предупредил Марка Ларкина, а я сомневаюсь, что он когда-либо в жизни занимался низкооплачиваемым трудом. Должно быть, это будет небольшим потрясением для него, пописывавшего одностраничные заметки о моделях и актрисах и карябавшего рецензии на малобюджетные фильмы, а теперь вынужденного отправляться на пятьдесят этажей вниз, чтобы взять стаканчик кофе, который Регина, как обычно, всего лишь попробует.
— А где здесь кофейный автомат? — спрашивает он меня.
Его глаза выкатились из орбит, а уши напоминают цветом только что нарезанные помидоры.
— Зачем?
— Регина хочет кофе.
— Она посылает тебя за кофе? И ты пойдешь?
Он пожимает плечами и переминается с ноги на ногу.
Из этого может выйти неплохой прикол.
— Кто тебе сказал, — спрашиваю я, — что она хочет кофе? Вилма?
— Да.
— Она просто пошутила. Не нужно никакого кофе.
Я поймал его за яйца. К тому же я чувствовал себя просто триумфатором; Регина и Шейла Стэкхаус только что признали, что статья на одну страницу, которую я пишу для основного раздела о Лерое Уайте, телевизионном шоумене, станет сенсацией, возможно, даже главным материалом с анонсом на обложке следующего номера. Заголовки моих статей никогда еще не пробивалась на обложку «Ит» — эти алмазы всегда сверкали в короне кого-нибудь другого.
— А что, если Вилма на самом деле имела это в виду? — лепечет Марк Ларкин дрожащим голосом.
Несмотря на напавший на него столбняк, он каким-то образом умудряется сохранять азорский акцент.
— Нет. Может быть, Вилма сама хочет кофе, а тебе говорит, что это для Регины, чтобы ты не отказался идти.
Видимо, от растерянности Марк начинает грубить с сильным южным акцентом деревенщины в адрес Вилмы (что-то вроде «Ну, я не собираюсь носить нигре кофе!»), призывая меня в союзники. Он оглядывается вокруг, не подозревая, что Вилма — единственная чернокожая на нашем этаже.