— Ой, уже темнеет.
— Да, загулялись. Ты голодна?
— Да, — про то что ноги болят, да и вообще после его слов на меня обрушилась усталость, промолчала.
— Я тоже. Пойдем обедать, а потом будем искать машину.
— Далеко идти? — я зябко пожала плечами, вместе с сумерками пришла прохладца.
— Не очень. Устала? Потерпи немного, сейчас постараюсь найти что-нибудь приличное и поближе.
— Угу, — мне честно говоря уже было все равно.
На плечи легла куртка, хранящая тепло хозяина. Стало так хорошо, что я подавила остатки здравого смысла, вопящего, что хозяин теперь стоит в одном тонком свитере, и закуталась, лишь выдав вежливое:
— Спасибо.
Вишневский лишь усмехнулся, увлекая меня в один из темных переулков:
— Здесь быстрее.
Через минуту мы стояли на пороге ресторана, название которого я не запомнила, лишь буркнула:
— А мы фейс-контроль и дресс-код пройдем?
— Мы уже в зале, глазки открой и садись.
Сфокусировать зрение получилось. На нас бросали заинтересованные взгляды, но не более. Вспомнив зачатки воспитания, которые тоже уже уснули под действием тепла зала, я даже выпрямила спину.
— Ландыш, я оценил твои старания. Расслабься. Ты хоть немного согрелась?
— Нет, — честно ответила я и жалобно посмотрела на него, — я не планировала так долго гулять и не заметила, что замерзла.
— Давай я закажу тебе вина или коньяк? Чтобы согреться изнутри. Почему раньше не сказала? — он выглядел обеспокоенным.
— Вы интересно рассказываете.
— Спасибо, но это не повод для болезни.
Через минуту возле нашего стола материализовался официант в накрахмаленной рубашке. Передо мной возник стакан с янтарной жидкостью. Официант тут же исчез, а я удивленно посмотрела на Вишневского.
— Это коньяк. Всего пятьдесят грамм. Ландыш, я не хочу, чтобы ты заболела.
— А вы?
— Я за рулем.
— Но на голодный желудок..
— Еду уже несут. Выпей, пожалуйста.
Я не стала сопротивляться. Сделал глоток огненного напитка. Коньяк не обжег горло, наоборот мягко согревал изнутри. Пока я прислушивалась к ощущениям, нам принесли салат.
— Ешь, Ландыш, приятного аппетита.
С обедом мы расправились быстро. Уже с чашкой чая в руках, Вишневский спросил:
— И что теперь?
— Витольд Лоллиевич, я устала. Спасибо за вечер и за помощь днем, но все же я домой хочу.
— Лоллийевич, хорошо, я тебя отвезу.
— Мы в районе Смоленской, ваша машина осталась на Чистых прудах.
— Значит, заедем на Чистые пруды и потом я отвезу тебя.
— Нет.
— Дорогая, на улице холодно. Ты без куртки, я провожу тебя.
— Витольд Лолли-й-евич, а почему бы вам хоть раз не поинтересоваться моим мнением на этот счет?
Вишневский нахмурился:
— Ландыш, давай сейчас не будем спорить.
— Давайте. Поэтому я вызову себе такси, раз вы так переживаете за мое здоровье и уеду одна.
— Не надо было давать тебе коньяк. Ты начала перечить. Впрочем, неволить не буду. Вызывай.
Он откинулся на спинку кресла и продолжил пить чай, словно ничего и не было. Вот только вокруг опять похолодало. Я смутилась, потому что вспылила на ровном месте.
— Ландыш, такси, — ровный рабочий голос невозмутимого аристократа.
Вздохнув, я достала телефон и продиктовала адрес, который подсказал официант. На Вишневского старалась не смотреть.
— Когда приедет машина?
— Через пятнадцать минут.
— Я могу попросить, чтобы вы сделали крюк и добросили меня до машины?
Я удивленно подняла глаза. Вишневский забавлялся, следя за моим изумлением:
— Знаете что, Витольд Лоллиевич..
— Лоллийевич. Ландыш, я просто прошу о помощи. Неужели ты меня бросишь здесь?
— Хорошо.
— Отлично. Спасибо.
Я не выдержала и рассмеялась.
— Что? — обиделся он.
— Вы все равно своего добьетесь.
Он пожал плечами и продолжил наслаждаться чаем.