— Что с тобой? — тревожным эхом ворвался в мысли голос Нацу. — Устала? Хочешь, можем вернуться.
— Нет, — Люси мотнула головой, намеренно не поворачиваясь к своему спутнику — самое главное она скажет глаза в глаза, а пока в этом нет необходимости. — Давай останемся здесь как можно дольше — чем позже я появлюсь дома, тем лучше.
— Почему? Ты поссорилась с дядей? Или у него там… свои дела?
— Ни то, ни другое. Всё гораздо проще — у меня сегодня День рождения.
— И ты не сказала! — Нацу раздосадовано хлопнул себя по коленке. — Мы же могли перенести пикник. Пошли бы на следующей неделе.
— Вот поэтому и не сказала. Мне хотелось побыть здесь, с тобой, — и хочешь — не хочешь, а глаз теперь не отвести, не спрятаться за ресницами, не остановиться.
— А как же… подарки, торт со свечами, вечеринка? — голос Нацу садился с каждым словом всё ниже, прошитый насквозь тонкими ниточками неуверенности.
— У нас есть кола и бутерброды. А для вечеринки не обязательно созывать большое количество народа, хватит и двоих, если им хорошо вместе.
— Ты забыла про подарок, — шёпот ударил по ушам сильнее крика.
— Нет, — снова не согласилась Люси. — Я просто хочу, чтобы он был особенным.
Нацу отвёл взгляд, нервно облизал губы:
— Послушай, я… мне нужно…
— Ничего не говори, ладно? — тонкие пальчики пробежались по влажной от слюны коже от уголка до уголка так и оставшимся приоткрытым рта, словно считывая его на ощупь. — Сегодня ведь день моего рождения, так? Я никогда его не любила. Нет, у меня нет никакой детской травмы, связанной с ним: мама с папой всегда помнили о нём, и дарили кучу подарков, и устраивали праздник, и даже приезжали первое время, пока я им не запретила. Мне не хотелось как-то выделять этот день, делать его особенным. В чём его заслуга передо мной? Только в том, что когда-то именно этого числа я решила появиться на свет? Так глупо! Вчерашний или завтрашний дни ничем не хуже. И только сейчас мне подумалось: может, в том, чтобы каким-нибудь особым образом отметить для себя эту дату, есть всё же какой-то смысл?
Нацу молчал — то ли не знал ответа, то ли таким образом решил выразить своё согласие с её словами. Люси качнулась вперёд, прижалась своими губами к чужим — безвольным, холодным, выдохнула обиженно и просящее в глубину по-прежнему немого рта:
— Нацу, пожалуйста… Ты мне очень нравишься. Я хочу сделать это здесь, с тобой. Не ждать выпускного, как другие девчонки, не снимать номер в отеле. Ты и я, на этой поляне, сейчас.
Он словно очнулся: отстранился, взял в ладони её лицо, посмотрел пристально, с затаённой надеждой:
— Я не хочу, чтобы ты потом жалела об этом.
— Не буду! — облегчение скопилось на ресницах непрошенной влагой, заклокотало в горле звонким смехом, медленно тающим под осторожными, щедро рассыпавшимися по лицу поцелуями. — Не буду…
Нацу был нежен и по-юношески нетерпелив. Люси не ждала чего-то фееричного от первой в своей жизни близости, но, когда всё закончилось, удивлённо вздохнула: не разочарована! — забота партнёра грела лучше любого оргазма.
— Как ты? — приподнявшись на локте, Нацу пытливо всматривался в её лицо, старательно поправляя уголок пледа, которым накрыл их минуту назад.
— Со мной всё в порядке, — она невольно поёжилась от прохладного ветерка, проскользнувшего между их телами. — Холодно. Я бы хотела одеться. Отвернись, пожалуйста.
Нацу не просто отвернулся — ушёл на другой край поляны, за деревья, терпеливо дожидаясь разрешающего окрика. Потом они на перегонки доедали оставшиеся бутерброды, болтали, дурачились и даже, кажется, задремали ненадолго под тихий шелест осинок, тесно прижавшись друг к другу. Обратная дорога оказалась в два раза короче: их подвёз до города на своём раздолбанном пикапе шериф, возвращающийся от жившей на границе штата сестры. Люси, улыбаясь, смотрела в пыльное окно; Нацу поддакивал шерифу и крепко держал её за руку. Закатное солнце расчерчивало блёкнущее небо золотисто-розовыми всполохами, напоминая, что день подходит к концу.
— Увидимся завтра?
Они стояли на подъездной дорожке, так и не расцепив переплетённых пальцев.
— Прости, — Люси постаралась голосом смягчить свой отказ, — но я обещала дяде провести весь завтрашний день с ним — надо же как-то компенсировать то, что сегодня ему пришлось побыть моим секретарём и отвечать на многочисленные звонки других родственников. Мне с трудом удалось его уговорить.
— Ничего, я понимаю, — Нацу легко коснулся губами её щеки, явно нехотя отступил, давая возможность пройти. — До понедельника.
Люси обещала себе не оглядываться, но на пороге не выдержала — обернулась, подняв руку в прощальном жесте. Нацу немедленно ответил ей тем же и растворился в густых вечерних сумерках.
Комментарий к Часть 4
========== Часть 5 ==========
Почти не целясь и не сбавляя шага, Нацу отправил в мусорную корзину изжёванный, потерявший вкус комочек целлюлозы, победно хмыкнул, отметив точное попадание, и смело нырнул в копошащуюся толпу учеников, наводнивших холл старшей школы. Взгляд тут же заметался, выискивая приметную солнечную макушку — ему казалось, теперь он сможет отличить её от тысячи подобных. От разочарованного вздоха спасло дребезжание захлопнувшейся дверцы шкафчика — Люси пришла раньше и уже готовилась к уроку, доставая нужные книги. Догнать её было делом одной минуты. Рука по-хозяйски обхватила девичий стан, губы звонко чмокнули в область виска.
— Привет!
— Отпусти! — его добыча резко дёрнулась в сторону, удачно попав локтём по рёбрам.
— Хей, это же я! — Нацу предпринял новую попытку обнять, удостоившись за неё гневно-презрительного взгляда и холодного: «Я сказала: убери руки!». — Ты чего?
— Отстань от меня! — грубо бросила Люси, разворачиваясь и удаляясь в сторону класса.
— Не понял…
Нацу растерянно пялился ей в спину — пожалуй, большее удивление он испытал лишь в пять лет, когда отец объяснял ему на простых примерах законы классической механики. Мисс Хартфилия была явно посложнее законов Ньютона, но подобного рода сюрпризы пока ещё не преподносила. Нацу никогда не считал себя экспертом по части женской психологии, хотя у него имелся как собственный опыт общения с противоположным полом, так и те сведения, которыми щедро делятся в чисто мужской компании парни его возраста. Однако даже таких скудных знаний хватило, чтобы понять: он где-то крупно облажался. Выход из ситуации мог быть только один: выяснить, что он сделал не так, и постараться загладить свою вину — Люси ему нравилась, даже очень, и терять её из-за возникшего между ними недоразумения не хотелось.
Долго простоять соляным столбом посреди коридора Нацу не дали: трескучий школьный звонок и спешащий в класс учитель заставили отложить тяжёлые раздумья, целью которых было понять причину столь резкой перемены в поведении как теперь он думал своей девушки (после произошедшего в субботу он твёрдо решил предложить ей встречаться), до лучших, вернее, более свободных времён, обратившись к делам насущным — урокам. Сделать это оказалось непросто: неразрешённый вопрос висел над душой Дамокловым мечом, не давая сосредоточиться на учебном материале, да и Нацу не принадлежал к людям, откладывающим важные с их точки зрения дела на потом. Он несколько раз пытался найти возможность поговорить с Люси, но она успешно избегала его весь день, а под конец и вовсе сбежала в кабинет директора, добровольно соваться в который поостерёгся бы и менее здравомыслящий подросток. Помаявшись немного по пустой школе, Нацу вынужден был прекратить преследование в надежде добиться разговора другим способом.
Увы, и с этой идеей пришлось расстаться — Люси занесла его в «чёрный список» во всех доступных для связи местах. Социальная сеть, литературный сайт, мобильный телефон — все они то равнодушным металлическим голосом, то коротким системным сообщением оповещали о невозможности связаться с выбранным адресатом. К домашнему она тоже не подходила; взявший трубку мистер Краси сообщил, что его племянница занята каким-то супер важным эссе, посему беспокоить он её не станет, но обязательно передаст, что ей звонили.