В своей второй ипостаси она была белкой. Хозяйственная, молодая и одинокая. И встретился ей шерш, очаровал словами, о том, как она хороша, и как он влюбился в нее с первого взгляда. Белка поверила ему. Вышла за него замуж, и привела к себе в дом. Через несколько дней в доме появилась женщина с двумя ребятишками. И Белка к своему ужасу поняла, что это его первая жена.
Нужно сказать, что шерши были превосходными семьянинами. Женились рано. Плодились быстро. Детей у них было много. Но вот кормить их, если у них не было своего дела, им было трудно. Вот и искали они таких дурех. Пристроятся и живут за их счет. У срединных был закон, дал слово, держи его. Иначе нельзя. Вот так и остался мужик в ее доме. Она, разумеется, обиделась на него, к себе не подпускает, а он все равно лезет, правда, втихомолку от жены. Дарит ей всякие безделушки, уже целый сундучок надарил. И с каждым подарком становится все требовательней и требовательней. И, кроме того, его жена обращается с ней, как со служанкой.
Белка рассказывала, а сама вытирала глаза рукавом: — И что, ты девчушка сможешь сделать. Я же слово дала при всем честном народе, быть с ним и в радости и в горе, делить хлеб и кров. — Она всхлипнула.
Мне пришла в голову мысль: — Белка, — спросила я ее, — а твой муженек ревнивый?
— Еще какой! — вскрикнула она, — за свою первую жену готов удавить любого, кто только бросит на нее взгляд, ко мне относится по-другому. Я для него так, что-то вроде купленной рубашки, которую надо надеть, раз купил.
— Ну, вот и отлично! — усмехнулась я. — Мое задание, какое? Убрать из твоего дома муженька с его семьей, да так, чтобы сам ушёл. Я правильно поняла твою просьбу.
— Ну, да! — она вытерла нос рукавом, — мне так и сказали, кроме как маг, никто помочь не сможет. Хитрые вы, что твои шерши.
— Ну, предположим шерши не мои. Но одна идея есть. Разбуди меня, когда к твоему селению подъезжать будем, но смотри, чтобы меня никто не видел.
И закрыв глаза, я сладко потянулась, и погрузилась в сон. Не успела я насладиться, как она растолкала меня.
— Вон за тем поворотом, наше селение.
Я накинула на себя облик Соловья. Перед Белкой предстала белокурым красавцем с живыми и веселыми глазами.
— Значит так, покажешь свой дом, а сама пойдешь по соседям, скажешь, что нового помощника привезла. Да так рассказывай, чтобы твои соседушки захотели бы меня посмотреть. И веди их в дом.
— Ой, а ты что будешь делать?
— Ну, это мое дело!
Мы въехали в аккуратное селение срединных, с каменными домиками, палисадниками за низкими каменными заборами, горбатым каменным мостиком через небольшую речку. Белка махнула рукой и показала, мне свой дом, а сама спрыгнула с арбы и побежала в соседний. Я не спеша приблизилась к дому Белки, слезла с арбы, распахнула низенькие ворота и во весь голос закричала:
— Эй, хозяин, товары принимай!
Из дома выскочил шерш, и прямиком к арбе. Уж, что — что, а разбирать товары, они любили больше всего, особенно, если знали, что это принадлежит им.
И тут же из дома вышла молодая черноволосая женщина, с большими черными глазами. Я бочком приблизилась к ней, и запела соловьем:
— Да, где же ты была красавица, почему не встретил тебя раньше! И личиком бела, и очами-то весела!
— Ты кто будешь? — спросила женщина, потупившись и зардевшись как маков цвет.
— Да, вот Белка наняла меня, на недельку, я и в делах хорош, в знахарстве сведущ. Говорит, спит плохо! Вот я и приехал, словами усыплю, настойками опою, успокою. А ты красавица, как спишь?
— Не жалуюсь, — она сверкнула на меня своими глазами, — только вот грудь немного саднит.
— Ну, это мы быстро поправим, я тебе слово заветное скажу, и все пройдет.
Пойдем в дом, чаровница. В горницу.
— Мне с чужим мужчиной нельзя уединяться, — она опять вспыхнула.
— Да, что ты, у хорошей жены и мужу нет цены, разве он будет ревновать к какому-то слуге! Да, я и руками к тебе не притронусь, только словами лечить буду.
Я смотрела ей в глаза, взглядом Соловья, пронзительным и зазывающим. Ни одна девчонка не могла устоять перед ним. Я это не раз видела. Красавица, видимо, была обделена лаской, клюнула. И, бросив взгляд на суетившегося около арбы мужа, пропустила меня вперед. Я прошлась по дому, заглянула в комнаты. В одной из них, чистой спаленке, я догадалась, что тут обитала Белка, увидела на столе сундучок, вошла и открыла его. Вынув незамысловатый браслетик, сунула в карман.
— Сюда нельзя заходить, здесь моя помощница спит.
— Если у хозяйки, помощница в таких апартаментах живет, она просто золото, — я опять посмотрела ей в глаза.
Женщина уже открыто улыбалась, я ей нравился, и она спешила спрятать меня от глаз мужа. Мы вошли в маленькую комнатку при кухне, я закрыла дверь, чтобы ее нельзя было открыть с другой стороны, и села на стул.
— А теперь, свет глаз моих, прекраснейшая из женщин, сядь напротив меня, и делай все, что я тебе скажу. Обещаю, что не прикоснусь к тебе, хотя для меня это пытка.
Для начала ты должна подышать тяжело, как будто долго бежала, а я буду из твоего легкого дыхания, который туманит мой разум, вытягивать болезнь. Ты сама увидишь, как это будет.
Женщина задышала, и я создала тонкую, тёмную струю, вырывающуюся из ее рта, и стала накручивать ее как моток ниток в клубок.
— Ой, неужели все так плохо? — в глазах женщины, мелькнула тревога.
— Ничего страшного, — успокоила я ее, — просто, может быть, твои белые как сахар ножки, прошли по холодному полу, и хворь не могла не коснуться их. Они такие сладкие. Вот, надень этот браслетик, это подарок от меня, не бойся, я всем такие дарю, это оберег от всех болезней. И продолжим, моя радость! Теперь последнее, тебе надо стонать, чтобы легче я смог всю черноту, которая завелась у тебя в груди, вытащить.
И женщина застонала, да, так сладко, что даже мне стало как — то неловко. Но я с умным видом продолжала наматывать тонкую струйку, якобы болезни, в клубок. В дверь поскреблись, попытались открыть не смогли, застучали.
— Только не прекращай, благоухающая роза моя, еще немного осталось, ну, еще раз, еще, прекрасно! Ты восхитительна, обворожительна…
За дверью раздался яростный крик, еще какие-то голоса, я тихонько сняла заклятие, створки распахнулись и разъяренный шерш влетел в комнату с топором в руке и кинулся к жене. Я встала между ней и им. Заметив, что и жена, и лекарь вполне одеты, он хотел остановиться, но не успел, я наклонила голову, и проговорила маленькое хитрое заклятие. По моему лицу поползла кровь, и я упала к ногам красавицы.
— Ты, что одурел, — заорала она, — он же лечил меня. Он даже не прикоснулся ко мне!
— Ты убил моего помощника, — закричала Белка в ужасе! — Соседушки, смотрите, что натворил этот негодяй. Судить его! К старейшине! — И бросилась ко мне. Соседки тоже окружили меня.
Шерш затравлено смотрел на топор, на котором не было ни капли крови, потом перевел взгляд на меня посиневшую с проломанной головой, побледнел, схватил жену за руку, не обращая внимания на ее упреки, потащил к двери. Вскоре послышались крики, женщина звала своих детей.
Я приоткрыла один глаз, и села, вытирая «кровь» платком: — Айна, иди, посмотри, он убежал? Только смотри, не улыбайся, не сломай мне мою игру.
Молодая женщина поняла меня, и, продолжая выть и причитать, пошла во двор, откуда скоро раздался ее визг: — Куда же ты, негодяй! А кто за смертоубийство отвечать будет?
Войдя обратно в комнатку, она заливалась смехом: — Ой, соседушки, как припустились! Только пятки сверкали! Ну, спасибо, дивчинка! Ой, спасибо!
Я приняла свой облик, женщины захохотали:
— Ой, рассказать кому, не поверят! Шерш бабу к бабе приревновал. А как разъярился! Мы входим, а он ухо к двери приложил, красный весь, так и кипит! Что тут с его женой делала?
— Лечила, — засмеялась я.
И мы гурьбой отправились к старейшине. Это был высокий статный мужчина с красивыми усами и острой бородкой. Женщины, захлебываясь от смеха, рассказали ему о происшествии. Он выслушал без улыбки, и обратился к Белке: