У Сапфир приподнялась губа, и я вдруг понял, что настоящей беды не избежать…
На заднем дворе сознания колыхнулась мысль о логичности вопроса Нискирича. Все эти годы я и впрямь не осознавал, что самочка происходит из вполне благополучной и обеспеченной семьи, но… никогда не интересовался подробностями, да.
А затем Сапфир прошипела, причём с такой злобой, что удерживающий её казоку-йодда невольно усилил хват:
— Двадцать один год назад, выродок! Помнишь зачистку на углу Джюкаав и 46-й улицы⁈
Зелёные глаза Нискирича фер Скичиры будто подёрнуло дымкой.
Конечно, он помнил, такое не забывается. Чу-ха приподнял бровь, словно призывая уточнить, в этом ли истинная причина.
— Коготь твоего отца решил выскользнуть из клана и создать собственный, помнишь⁈ — продолжала Сапфир, глядя на хетто сверху вниз и брызжа слюной; уши гневно трепетали. — Предатели казоку засели в нашем комплеблоке… твой отец — куда менее жестокий и удачливый говнюк, чем ты, — колебался! Но что же Нискирич⁈ Тогда ещё не вожак, но уже матёрый Коготь и наследник! Он решил-таки покарать изменника! Лично пошёл на штурм во главе отряда борфов! Мимоходом, мразь, перебив почти четыре десятка ни в чём не повинных бонжурцев!
Нискирич подобрался, будто для атакующего рывка, и на какое-то мгновение мне показалось, что сейчас хетто взметнётся с места и располосует морду Сапфир ударом когтистой лапы. Но он почти сразу ухмыльнулся и обмяк.
— Так вот, в чём дело…
Мой названный отец перекатил скрутку по широкой пасти, и отчаянно задымил. Казалось, я слышу, как в сознании пасюка с невероятной скоростью листается гигантская картотека воспоминаний.
— Помню… — наконец пробормотал он и медленно приоткрыл глаза, сощуренные в обманчивом блаженстве. — Да, глупая, конечно, помню… и предательство собрата-Когтя, и нерешительность отца. «Дети заполночи» нечасто допускали тактические ошибки. А совершённые мне не забыть до погребального костра. Но вот помнишь ли ты, — Нискирич чуть повысил голос, но на этот раз говорил почти без давления, — какие глубочайшие извинения наша казоку принесла затем жителям района⁈ Как мой отец помог пристроить сирот в другие семьи? Как дал твоему отцу денег, на которые тот смог почти выкупить «Кусок угля», а когда дочка подросла, даже открыть ей чингайну?
— Дяде… — выдохнула Сапфир, и я убедился, что сил у подруги почти не осталось. — Мой отец остался там, на перекрёстке Джюкаав и 46-й. Вместе с матерью, двумя братьями и сестрой…
У Нискирича снова дёрнулось веко, едва-едва, но он согласился:
— Верно. Дяде. Который с малолетства заменил тебе отца.
И вдруг бросил на меня быстрый косой взгляд, от которого на загривке приподнялись волоски.
В кабинете стало очень тихо. Когти перестали набивать животы, замер Ритикама. Не шевелился даже Ункац-Аран, в другое время бесконечно шуршащий складками шаманского одеяния или обожающий пристукивать посохом.
— Но чу-ха мстительны, верно? — наконец кивнул Нискирич, откладывая замусоленный скруток в курильницу. — Поэтому ты выросла, всё якобы обдумала, и решила взять должок. Убедила себя, что годы взросления, проведённые в достатке и тепле… что полученное образование, сытные ежедневные обеды и собственная чингайна в подарок не стоят потерянной в раннем детстве семьи. И тогда примкнула к тем, кто недоволен мягкой силой «Детей заполночи» в Бонжуре. К гражданским активистам, так вы себя называете? Корпусу самостоятельной обороны района от внутреннего врага, так? Я всё верно озвучил?
Теперь Сапфир не ответила. Опустила голову, облизала губы, уставилась в угол.
А я только сейчас до конца осознал всю серьёзность сложившейся ситуации.
Да уж… Иногда ты хочешь просто расслабиться. Набираешь таз приятно-горячей воды, неспешно растворяешь в ней ароматизированную соль, опускаешь ноги и прикрываешь глаза от удовольствия. А жизнь незаметно подсыпает в таз сухого строительного пластобетона, и вот уже через десять минут у тебя на лодыжках отличный груз для путешествия на дно залива Ка-Соу…
Впрочем, расслабиться мне не удавалось уже очень, очень давно.
— Ну так что, мой мальчик? — улыбнулся Нискирич, а я запоздало сообразил, что на этот раз он обращается ко мне. — Выходит, ты действительно не подозревал?
— Нет…
Вышло нечто среднее между шипением и шёпотом, вынудило закашляться и прочистить горло.
— Не подозревал, — снова подтвердила Сапфир. — Прости, Малыш…
— Как трогательно, — со вздохом признал старший фер Скичира, поднимаясь из-за стола. — Смирись, малышка… это мир самцов, и им принадлежит. А ты, Ланс, зайди завтра на четвёртый этаж, пусть братья подберут тебе новую помощницу. Проверенную, сисадда?
Он сочно цыкнул и даже подмигнул.
А я? А я стоял столбом, глядя в раскосые глаза названного отца, и осознавал, что моя жизнь сейчас не стоит собачьего дерьма в подворотне за «Куском угля». Повторил, причём на этот раз так, что услышали все семь чу-ха в пиршественной комнате казоку-хетто:
— Что ты собрался делать⁈
Нискирич тут же передумал выходить из-за стола. Подался вперёд, раздвигая миски, и обеими лапами тяжело опёрся о заляпанную жиром резьбу. Сдвинул брови и спросил тихо, совсем без ожидаемой иронии:
— Мальчик мой, а сам ты как думаешь?
Я вздохнул. Я кивнул. Краем глаза я ещё раз оценил расстояние до казоку-йодда за плечом Сапфир.
— Хочу, чтобы ты сказал это вслух, — вытолкнули мои губы, растрескавшиеся, будто глина на полуденном зное.
В памяти вдруг всплыла Магда и её маниакальное желание раз за разом слышать от меня одну и ту же безысходную присказку.
— Она умрёт, конечно, — легко согласился Нискирич, не меняя позы. — Безболезненно, если принесёт извинения…
Сапфир издала странный хриплый всхлип и шумно сплюнула, едва не попав ему на хвост. Черношкурый вожак даже не повернул головы. Приподнял уголок губы в намёке на улыбку:
—…Значит, болезненно.
— Не нужно, — сказал я.
— Вийо? — уточнил казоку-хетто.
И теперь улыбнулся чуть шире. Будто не до конца расслышал остроумную байку, но готов полноценно рассмеяться, как только ему заполнят пробелы понимания.
— Отдай её мне, — так же спокойно произнёс я, и снова глубоко вздохнул.
— Мальчик мой, ты ведь шутишь?
— Ничуть.
Нискирич фер Скичира выпрямился и пригладил усы. Ункац-Аран по левую лапу от вожака приготовился возмущённо фыркнуть, но благоразумно передумал. Спины сидящих передо мной Когтей оставались напряжены и неподвижны. Ритикама, казалось, вообще перестал ориентироваться, где находится и что происходит вокруг.
— А с какой это стати, сынок? — негромко уточнил чёрный чу-ха, покрытый шрамами больше, чем дерево листьями.
— Она — моя подруга.
— И опасный враг клана.
— Опасный⁈ — я насмешливо покривился и внезапно осознал, что невольно копирую самого Нискирича. Слова вдруг полились легко, как пайма из пробитой фляги: — На фоне кочёвки «Шутов», войны с «Вёрткими прыгунами» и пристального внимания «Голубого Лотоса»? Жалкая подражательница Моноспектральной Чапати с десятком безумцев-почитателей станет дурной жертвой для укрепления твоей власти, и мы оба это знаем. Поэтому отдай её под мою ответственность, и я клянусь, что уже завтра она перестанет быть Чапати…
Сапфир поморщилась, прижала уши и чуть не фыркнула в голос, заставив меня похолодеть.
— Хм-м… — Нискирич медленно и грузно опустился на удобный мягкий пуф. — Значит, мой мальчик захотел ещё один подарок на Ночь Переосмысления?
Я сглотнул невидимый липкий шарик и вспомнил, что всё ещё сжимаю в руке подаренный башер. Нискирич заметил. Улыбнулся. Покивал.
— А что мой мальчик станет делать, если я откажусь? — осторожно спросил он.
— А вот этого мы оба знать не хотим… — сипло ответил я.
Встретился взглядом с рядовым казоку-йодда, и по мельчайшим признакам на приплюснутой морде сосканировал его нерешительность. И страх.
— Выходит, мой мальчик, ты решил-таки выбрать сторону? — Нискирич фер Скичира устало помотал башкой и увесисто обмяк на спинке. — Вот так запросто предаёшь тех, кто заботился о тебе все эти годы?