Город имел неофициальное деление на районы, носившие не очень благозвучные названия, как например, Винновка, Клейменый конец, Кобелевка, Татарский квартал. Ребята избегали без особой нужды ходить в чужие районы, так как последствия от таких посещений были малоприятные, в лучшем случае – разбитый нос. По рассказам старших, раньше мужики ходили стенка на стенку с оглоблями, ну а результаты были соответствующие.
Город был в основном деревянный и поэтому пожары были частыми. Особенно меня поразил пожар, возникший однажды летом поздним вечером в горной части города. Я отправился туда и был свидетелем человеческого ужаса, когда по воздуху летали горящие головешки и, падая, поджигали всё новые строения. Огонь ревел, пожарники на лошадях с ручными помпами и одной-двумя пожарными машинами были бессильны. По всей улице стояли старушки с иконами и молили Бога помиловать их. Из окон и дверей выбрасывали мягкие вещи. Матери, схватив в охапку детей, метались с обезумевшими глазами, слезы, стоны, крики, мольбы. Перелом наметился лишь тогда, когда с парохода, подошедшего к берегу, протянули длинную нить шлангов, и мощная машина начала подавать воду с большим напором. Итог был плачевным – сгорело более ста домов. Это зрелище потрясло меня и запало на всю жизнь.
Обилием продуктов Поволжье никогда не отличалось. Частые засухи делали свое черное дело. В 1921 и 1933 годах у нас был сильный голод, люди ели траву, пухли и нередко умирали. Ряд других лет, хоть и не был голодным, но мы еле сводили концы с концами. Я помню, как грыз колоб – так у нас называлась прессованная подсолнечная шелуха. Хлеб и другие продукты продавались по «заборным» книжкам в длинных очередях, в которых люди простаивали целыми днями. Несколько раз приходилось пить сладкое какао, это был так называемый нансеновский паек по имени норвежского путешественника Нансена, организовавшего помощь голодающему Поволжью.
У мамы была золотая цепочка, а у папы – серебряный портсигар и два серебряных дедушкиных Георгиевских креста. Все это отнесли в открывшийся в городе специальный магазин, называвшийся «Торгсин», где были все продукты высшего качества в соответствующем оформлении, даже глаза разбегались от такой невиданной роскоши. Торговля шла только на драгоценности, а они, по-видимому, у некоторых были, так как магазин работал около года.
Получив понемногу вкусных продуктов и муки, мы несколько недель отводили душу. Несмотря на эти тяготы с питанием, народ не роптал. Все понимали, что не так просто строить новую жизнь, тем более что постепенно дело улучшалось, и предвоенные годы были во всех отношениях радостные, чувствовался подъем.
Были, естественно, и негативные моменты в жизни, как например, воровство, которое в то время в Вольске расцветало пышным цветом. Воровали всё: начиная с лошадей и кончая карманными кражами и кражами белья с веревки. Домашние кражи были обычным явлением. Особенно страдали те, у кого были низкие подоконники, так как воры вырезали стекло и ставили на подоконник блюдце с хлороформом и через некоторое время смело лезли в дом, не боясь спящих глубоким сном жильцов. Так обворовали Федосеевых. Каждый вечер в домах накрепко закрывали окна и двери и ночью, часто с тревогой, вслушивались в посторонние звуки или собачий лай и до боли в глазах всматривались через окна в таинственные тени, за каждым деревом мерещился вор. У соседей обчистили даже погреб. На улице в темноте нередко раздевали прохожих. Когда ночные бдения стали невтерпеж, папа заказал на окна деревянные щиты, которые мы на ночь устанавливали в оконные проемы, а толстенную дверь запирали на большой кованый крюк. Теперь мы себя чувствовали как в крепости. Но это не все – бывали случаи, когда днем в квартиру проникал мальчишка и до поздней ночи сидел где-нибудь притаившись, а когда все засыпали, он открывал дверь своим сообщникам. Поэтому перед сном начинался досмотр тайных мест – под кроватями, за дверями, в кладовке, за портьерами, на печке. Сейчас это смешно, а тогда – заглядываешь под кровать, а у самого поджилки дрожат, а вдруг там лежит бандит! Однажды все-таки к нам на веранду забрались воры и стащили всякое барахло из чулана. Судя по всему, они забрались с помощью мальчишки.
Моя мама
Моя мама, Евсеева Наталья Фёдоровна, родилась в Вольске в 1897 году. В 1911 году она окончила двухклассную женскую церковно-приходскую школу с дополнительным третьим классом и сдала экзамен в шестой класс гимназии, которую закончила в 1914 году (семь классов). Затем поступила в дополнительный восьмой класс, по окончании которого в 1915 году «приобретает звание домашней учительницы». Сохранилось удостоверение о том, что она с сентября 1915 года по октябрь 1918 года «занимала должность учительницы 1-ой Вольской женской школы».