Клифф (бормоча). Испарись. Я читаю.
Джимми. А мы все-таки нацедим из него чашечку крови. Впрочем, интересного мало. Мне приходилось видеть его кровь — обыкновенного красного цвета. (Елене.) Твоя, наверное, лучше, благородная, самая настоящая голубая. Нет? А затем мы совершим возлияния в честь богини плодородия. Ты знаешь, как это делается? (Клиффу.) А ты?
Клифф. Не тебе совершать возлияния в честь какой бы то ни было богини!
Джимми. Понимаю, что ты хочешь сказать. (Елене.) Ну ладно, зачем напрашиваться на неприятности. Правда? Но, возможно, это понравилось бы даме, которая прислала в редакцию длинное письмо об искусственном осеменении. Оно озаглавлено: «Долго ли мы еще будем испытывать терпение господне?» (Швыряет газету.) Посмотрим другую.
Клифф. Я ее еще не прочел.
Джимми. Давай скорее. Придется попросить, чтобы специально для тебя все печатали по слогам. Там, я знаю, идет жестокая полемика о том, носил ли Мильтон подтяжки. Очень хочется посмотреть, кого приложили на этой неделе.
Клифф. Прочти-ка вот это. Не пойму, о чем спор, но какой-то профессор из Оксфорда, судя по всему, сел в лужу, «Атенеум» рвет и мечет, и редактор объявляет, что обмен мнениями прекращен.
Джимми. А ты становишься любопытным, малыш! Речь идет об одном американском профессоре, кажется, из Йейла, который убежден, что Шекспир превратился в существо другого пола, когда писал «Бурю». Он вынужден был вернуться к себе на родину, в Стрэтфорд, потому что коллеги актеры перестали относиться к нему серьезно. Этот друг профессор скоро явится к нам искать документы, подтверждающие, что добрый старый Вильям Ш. окончил жизнь законным сожителем некоего фермера из Варвикшира, за которого вышел замуж, имея от него уже троих детей.
Елена смеется.
(Удивлен.) В чем дело?
Елена. Ничего. Просто я только теперь начинаю привыкать. Я никак (это говорится Клиффу) не могу понять, когда он говорит серьезно и когда нет.
Клифф. Вряд ли он сам может в этом разобраться. Сомнительные случаи считайте за оскорбление.
Джимми. Читай скорее и заткнись! Что делаем вечером? Даже приличного концерта нет. (Елене.) Ты пойдешь в церковь?
Елена (порядочно удивлена). Нет. Не думаю. Если только тебе хочется.
Джимми. В самом деле — или мне кажется, что за последнее время сатанинский блеск в ее глазах стал ярче? Может, это следствие незаконного сожительства со мной? Ты чувствуешь за собой большой грех, дорогая? Ну? Чувствуешь?
Ей не верится, что это атака на нее, и она бросает на него неуверенный взгляд.
Тебе кажется, что грех выползает у тебя из всех пор, как паста из тюбика? Ты не уверена, шучу я или нет? Неужели в нужных случаях я должен надевать красный нос и колпак? Просто интересно знать, вот и все.
Елена потрясена неожиданной холодностью его вггляда, но обидеться она не успевает, потому что Джимми улыбается ей и задорно кричит Клиффу.
Джимми. Давай газету, обормот!
Клифф. Чтоб ты околел!
Джимми (Елене). Ты долго еще будешь гладить?
Елена. Почти закончила.
Джимми. Кстати, о грехе: я видел, как ты болтала с преподобным другом мисс Друри. Елена, дорогая, я говорю, я видел...
Елена. Да, это был он.
Джимми. Дорогая, тебе незачем занимать оборонительную позицию.
Елена. Я и не защищаюсь.
Джимми В конце концов, почему бы нам не пригласить этого священника на чашку чая? Что тут такого? Ты нашла с ним много общего?
Елена. Нет, не думаю.
Джимми. Ты считаешь, что духовная жвачка может сделать из меня человека? И что мне следует упражняться в поднимании духовных тяжестей и развивать свои мускулы? Я раньше выступал по разряду либералов в наилегчайшем весе. Боялся показать свое моральное тщедушие, но теперь все могут с завистью разглядывать мои великолепные формы. Я покажу любой силовой прием без малейшего признака жалости или сострадания.
Елена. Ну ладно, Джимми.
Джимми. Два года назад я головы не смел поднять, а теперь в самоуверенности не уступлю и кинозвезде.
Елена. Джимми, мы можем провести хотя бы один день, только один день, без споров о религии и политике?
Клифф. Да, смени пластинку, старина, а лучше — совсем заткнись.
Джимми (вставая). Придумал название для новой песни. Называется: «Мать попала в желтый дом, то-то славно заживем». Слова не менее удачны. Я думаю, надо их разучить и исполнить песню в лицах.