Ответов Юки разобрать Тая не могла, слыша только какое-то неразборчивое, успокаивающее бормотание.
Потом Лозка коротко вскрикнула. Хлябь чавкнула под Исмаром. Кетола оборвала несколько пошедших в рост веток. Птица перепорхнула над шатром в тёмном небе.
– Прижигай! – услышала Тая.
Раздалось громкое шипение.
– Больно, – хныкнула Лозка.
– А мы уже всё, уже всё, – торопливо проговорила Юка. – Смотри, нет пальчика. Нет огонька. Сейчас мы этой вот мазью остаточек твой обмажем. Она холодная, приятная. Немножко твою ручку заморозит.
Тая протяжно, со всхлипом втянула весенний воздух, вспомнив, что надо дышать. Неужели так быстро?
– Ох ты ж, – сказала рядом Кетола, – я вся в ростках. Подстрижёшь меня, когда вернёмся.
Тая улыбнулась во тьме.
– Жжётся, – вдруг произнесла Лозка.
– Как жжётся? Где? – невидимая, удивилась Юка.
В шорохах, в потрескивании ткани всплыл ломающийся незнакомый голос, принадлежащий, видимо, парню-помощнику.
– На другой руке, Мама-Юка.
Последовало молчание, в течение которого что мерзко закопошилось у Таи в животе.
– Да, – сказала Юка. – Разозлили мы, похоже, огневицу. Чуток пораньше бы...
– Теперь два огонька! И жгутся! – закричала Лозка.
– Держи! – крикнула Юка.
Стенка шатра натянулась, вспучилась и опала. Что-то снова звякнуло. Лозка пронзительно заверещала.
– Держи!
Как Тая не хотела кинуться к дочери, а сдвинуться с места не смогла. Казалось, ноги прибиты теми же толстыми, крепкими околышами, что ограничивали Изволье. Бедная Лозка, Лозочка кричала, уже не переставая. Тем не менее сквозь крик дочери Тая, бледнея, слышала звонкий стук то ли топора, то ли ножа, перерубающего детские кости.
– Исмар!
Вопль вырвался из неё сам собой. Она повернула голову, но не увидела мужа. Только опустив взгляд, разглядела, как в болотной жиже барахтается темнота и смутно белеет пятно знакомого лица. Тае захотелось притопить это лицо, бессмысленно лупающее испуганными глазами.
Лозка попискивала, ей, кажется, как могли, неумело зажимали рот. В шатре что-то влажно чавкало, похрустывало.
– Здесь, Мама-Юка! – кричал парень.
Хруст!
– Перекинулась!
Хруст!
– На ноге!
Хруст!
Тае казалось, что под этими безжалостными ударами трещит её череп. Лозку слышно не было. От ближайших шатров, окутанные светлячками, спешили встревоженные дички.
– Мама!
Тая оглянулась на мать и увидела ветви и крону, шелестящую молодой листвой. Не от кого ждать помощи!
– Ещё держи! – раздался вопль Юки.
Хруст!
Оцепенение вдруг слетело с Таи. Она ворвалась в шатёр («Постой! Я сейчас!» – пробулькал в спину Исмар), с треском оборвала мешающее полотно. Опрокинулась в темноте лавка, разбились, расплескивая воду, какие-то чашки, миски, кувшины. Больно ударил по бедру корявый стул.
– Я здесь, Лозочка!
Полог не удержал Таю, она окунулась в мир зелёного света, ползающих повсюду светлячков и замерла.
Сердце её остановилось.
Первым она почему-то увидела парня. Он был в длинной рубашке с чёрными пятнами, держал ворох тряпок единственной рукой. Вытянутое лицо его тоже было чёрным, белели одни глаза. Затем Тая увидела Юку. Косматая женщина с прядью-шрамом обернулась на неё с недоумением. В руке её блестел громадный нож с длинной ручкой. Весь покров Многоглазой был заляпан, и проглядывающих в дырки светящихся глаз не было видно.
Между парнем и Юкой гнездился стол. С досок столешницы капало. Там же, среди лент и обрезков ткани, около поставленных на край плошек, копошилось какое-то непонятное, невообразимое, маленькое существо. Одна худая нога у него была отхвачена по щиколотку и обмотана полотном. Другая нога где-то потеряла большой палец. На его месте темнела нашлёпка застывшей мази. У правой руки отсутствовала кисть, левая была отрублена выше локтя и стиснута несколькими слоями верёвки.
– Лозка, – прошептала Тая.
С искажённого болью детского личика существа на неё глядели родные серые глаза. Губы выдували чёрные пузыри.
– Лозка!
– Ма… – выдохнула Лозка.
Тая протянула руки, но Юка закрыла стол собой.
– Нельзя! – Многоглазая взмахнула ножом. – Полыхнёт! Огневица вросла в неё! Ничего нельзя сделать, только убить!
– Что?