Дед у двери выглядел сердитым и решительным — той самой нехорошей решимостью, когда с голыми руками на кого угодно пойдешь. В блёклых глазах плескалась тоска, сколько бы он её в злости ни топил.
— Ну? — не выдержал старик. — Чего ты меня разглядываешь, как девку на выданье? Иди давай. Коль уж тебя сюда прислали.
— А ты, дед, не гони лошадей, — спокойно отозвался Велес. — Расскажи сначала, что у тебя стряслось, для чего помощи просил, и куда я, по-твоему, идти должен. И ещё…
Он помедлил, пошарил взглядом по комнатушке, но не нашел ничего, что могло бы подсказать, на сколько вперёд убежало время, пока он плавал где-то в своём посмертном небытие.
— Какой сейчас год?
Старик снова недоверчиво его оглядел. На его лице промелькнуло досадливое удивление.
— Ты откуда такой незнающий взялся?
— Оттуда, куда ты лет через десять отправишься, — холодно отрезал Велес. — Или рассказываешь все, как есть, или пусть твой покровитель тебе возврат оформляет.
— Многовато ты мне отмерил, — с усмешкой проворчал дед. — Я восьмой десяток давно уже разменял.
Он тяжело вздохнул. Прихрамывая, доковылял до старой табуретки у окна и сел. Вытянул вперёд больную ногу.
— Я помощника просил, а не дитё неразумное.
— Тебе шашечки или ехать? — Велес вернул ему недобрую усмешку.
— Смотри, какой ершистый. Ну, можно понять, — старик растер колено. — Кому хочется молодым помирать.
Огнецвет не ответил. Задумался лишь, откуда и этот знает, что он мертвяк. Дохлятиной от него не воняло. Выглядел как обычный человек. Годы жизни на лбу не писал, но некоторые типа этого деда все равно сходу понимали, кто он такой. Может, конечно, этот загадочный покровитель ему сообщил и выдал к своему мертвяку инструкцию по применению. Но это и неважно. Для себя Велес решил, что никуда не пойдет, если старик вдруг заартачится. Хватит с него. Так помогать — это, наоборот, всё только портить. Будь у него в прошлый раз понимание, зачем его с того света призвали, Валька, парнишка-медиум, не остался бы без брата, а сам Велес не шарахался бы как восставший зомбяк, такой же бесполезный и тупой.
— Две тыщи восьмой сейчас, — добавил дед.
Огнецвет невольно вздрогнул. Он же только вчера под дождем брел по лесу, пока его привычно в темноту не засосало, а для всех остальных ещё два года минуло. Отчетливо вспомнилась чужая мысль, которую кто-то вложил ему в голову, когда он очнулся в первый раз.
“Отслужишь своё — вернешься к живым”.
Велес за неё ухватился как за соломинку. Только он, дурак, думал, что послужит год-другой, а там его отправят на гражданку. Надеялся, что сможет начать всё заново, раз ему пообещали второй шанс. Иногда украдкой представлял, как вернется к родителям, как попытается объяснить, где он пропадал. Отчего-то был уверен, что они ему обязательно поверят. Знал, что никогда не вернется — не будет тревожить, но все равно мечтал. Пока он бултыхался в посмертии, время неслось вперед. Проводил Вальку до деревни, закрыл глаза — два года как не было. Огнецвет опустил взгляд, бессмысленно рассматривая дощатый пол. К горлу подступила неприятная горечь — да никуда он теперь не вернется. Некуда ему. Куда ему идти такому? Ни документов, ни прошлого, ни будущего.
— Давно помер-то? — услышал Велес старческий голос.
— В девяносто шестом, — ответил Огнецвет и поднял голову. — Ну так что, расскажешь, что за беда у тебя, или я пошел обратно?
Старик снова вздохнул. Посмотрел в окно, где поверх потрепанных занавесок пробивался косой солнечный луч, и, не глядя на своего гостя, заговорил:
— Сына я неделю назад схоронил. Последнего.
Он покачал головой. По морщинистому лицу промелькнула тень свежей утраты — боль, обернутая в решимость во что бы то ни стало найти хоть какую-то справедливость.
— Я сразу недоброе почуял, когда Ванька домой не вернулся. Он у меня простой был. До сорока дожил, семьи не завёл. Всё не складывалось, но ему хотелось. С местной бабёнкой спутался. Задурила она ему башку, что сам не свой стал. Как пропал, мужики пошли его искать… Первым делом к Стаське. Ну и нашли у неё моего Ванечку… Задушенного. А её нету. Сбежала. Наши поискали, но куда там…
Старик досадливо махнул рукой. Его глаза заволокло слезами, но он сдержался. Кашлянул в кулак, со свистом зло втянул воздух.
— Наши все уверены, что это она его извела. Она же эта… Мавка или навка — хрен знает, как их кличут. Русалка она, только с ногами. Но она никого не трогала, жила себе в старой избе у дальнего озера. Туда из местных мало кто ходил. Бабы наши иногда к ней сновали. Ну так, пошептаться, когда у кого внуки народятся, или как хворь у скотины отвести. Толку от её советов было мало, но в помощи она не отказывала.