Мы с Айлсой шли и время от времени хором бормотали молитвы. Все просили и просили: не дай этому случиться. Защити нас. Мне случалось покачнуться, оступиться, потерять связь с окружающим миром, и мне казалось: вот оно, начало моей смерти. Мне казалось: вот как оно будет, когда мои молитвы принесут плоды, когда меня заберут в жертву. Мы с Айлсой дошли до камней рядом с маяком, посмотрели на глубокое темное море. Я посмотрел на береговую линию, на дожидавшийся костер Джозефа. Затаил дыхание, задрожал. А может, он и не заберет меня. Может, я сам должен собой пожертвовать — броситься в воду или в огонь, сгинуть в обжигающем жаре или в леденящем холоде. «Близко не подходи, Бобби», — сказала Айлса, отводя меня от края. «Ты в порядке?» — спросила. «Нет, — отвечаю, — а ты?» Она помотала головой. Мы улыбнулись друг дружке. Будешь тут в порядке.
Мама расстелила одеяла на песке. Принесла нам всем поесть. Булочки, хлеб, масло, сыр, золотистый сироп. Лош сбегал домой, притащил упаковку пива. Мы растянулись на песке, ели и пили. Подошел Джозеф, набросился на еду и питье. Протянул руку, взял бутылку пива, отхлебнул, утер губы кулаком, как взрослый. Айлса дала олененку облизать масло со своих пальцев. Уилберфорс рядом щипал траву. Потом из своего дома вышли Дэниел и его родители. Постояли посмотрели на нас, потом робко подошли. В руках у них были бутылки с вином. Лош, Йэк и Джозеф следили за ними с неприязнью.
— Чего им от нас нужно? — пробормотал Лош.
А мама встала, поздоровалась и пригласила их к нам. Папа пожал мистеру Гауэру руку.
— Тут, похоже, этакая каша заварилась, — говорит.
Мистер Гауэр пожал плечами.
— Похоже, — говорит.
— Похоже, нам с вами досталось по борцу, — говорит папа.
Мистер Гауэр посмотрел на нас.
— Наверное, дело в том, что воспитывали их одинаково, — говорит.
Вытащил пробку из бутылки с вином, передал ее папе. Папа улыбнулся, отхлебнул.
Мама поманила пальцем миссис Гауэр.
— Садитесь, — говорит. — Чувствуйте себя как дома.
Дэниел подошел ко мне.
— Тебя били? — говорит.
Я кивнул, показал следы.
— И нас обоих отчислили?
Я кивнул снова.
— Когда-нибудь, — говорит, — примут закон, который ничего такого не позволит.
— Да ну? — говорю.
— Вот и ну. — Рассмеялся, будто слова ему непривычны. — Ну. Вот и ну. — А потом спросил: — Ты следишь за событиями?
Стал чертить на песке карту: Куба, США, нынешнее положение кораблей. Слышали мы про сбитый самолет? Слышали…
— Хватит, — говорю.
Стер карту. Встал на колени, опустил голову и жду — сейчас все для меня кончится.
— Хватит уже, ясно?
50
Привести Макналти предложила мама.
— Этот бедняга… — говорит. — Каково одному в такой-то день?
— Нужно, чтобы Бобби за ним сходил, — говорит Айлса. — И я с ним пойду.
Видим — у мамы в глазах страх, и у других тоже.
— Мы быстро, — говорю. — Пять минут, всего-то.
Молча встали. Оглядели небо. И бросились бегом.
Папа — с нами, до сосняка. Встал у края дюн, под песчаным холмом, смотрит, как мы карабкаемся. Наверху мы затаились рядом, смотрим на домик Макналти. Костер погас. Засыпан песком. Никакого движения, никаких признаков жизни. Я помахал папе, мы переползли через гребень, спустились.
— Макналти! — зову.
Ничего. Подошли к окну, но сквозь драную занавеску ничего не видно. Позвали его от дверей по имени. Вошли, переступили через кучку песка на пороге. Распахнули дверь во внутреннюю комнату. Он там — под окном, за которым песок, корни и скелетики. Заскулил от страха.