— Война?
— Ага. Третья мировая. Ядерные бомбы. Конец света.
— Ну уж нет, — ответил он. — Папаня говорит, мы эту хрень уже переросли.
Малышня в воде верещала, что они только что видели акулу.
— Но я тебе вот что скажу, — добавил Джозеф. — Будет война — я на нее пойду. Наемником. — Он поднял нож и замахнулся на тень на песке. — Умри, сволочь!
10
Сижу вытираю рот от соуса после обеда и слышу — снаружи тележные колеса. Мимо окна двигались Айлса, ее братья и их папа. Тележку тащил Уилберфорс, их престарелый пони. Айлса сидела на заду телеги, на кучке угля. Нагнулась, пригляделась, увидела меня, махнула рукой. Лицо почти такое же черное, как и волосы, глаза так и блестят.
Мама рассмеялась.
— Чертенок угольный, — говорит. — И мама ее была такой же, упокой господи ее душу.
Лицо Айлсы исчезло, а голос все звенел:
— Бобби! Давай, нам помощь нужна, Бобби, ну же!
Я прихватил яблоко и бросился вдогонку, а мама только кричит вслед, чтобы я как следует отмылся потом, а иначе могу и не возвращаться.
Они едва-едва миновали дом. Айлсин папа и ее братья Лош и Йэк шли пешком.
— Боббиииии! — завопила Айлса, как меня увидела.
Протянула руку, я ее ухватил, а Йэк меня подпихнул, и вот я уже сижу с ней рядом.
— Подработать решил, паренек? — спрашивает ее папа.
— Угу, — отвечаю.
Он сплюнул, от черного лица отлетела черная струйка.
— Что ж, будут тебе к чаю медяки в кармане.
И мы трюхаем дальше.
— Сейчас это сгрузим, — говорит Айлса. — А потом поедем за новым.
Дорожка была вся в ухабах, колеса то и дело соскальзывали, нас качало и мотало на холодном скользком угле. А Айлса разлеглась на нем, будто на теплом мягком песочке. Я сидел рядом. Над головой пролетали коноплянки, жаворонки, чайки. Порхнула стайка голубей.
— Глянь-ка, Бобби, — сказала Айлса.
Порылась в кармане и вытащила половинку разломанного металлического сердца на ржавой цепочке.
Протерла руками.
— Мы часто находим в угле всякие сокровища, — сказала она. — Смотри, тут слова написаны.
Поскребла перочинным ножичком. Показала надпись. Мы стали вдвоем ее разбирать.
«Без второй половины я — ничто».
Она как засмеется.
— Даже и не знаешь, какая за этим может быть трагедия! — говорит. А потом вложила половинку сердечка мне в руку. — Держи, это тебе. Папа! Скажи ты этому дураку Уилберфорсу, чтобы не тряс нас так!
— Не тряси их так, коник! — проорал ее папа, и мы все как прыснем.
Мы подъехали к их дому, он старый, из красного кирпича, вокруг повсюду ржавые навесы. А еще — дряхлый пикап, груды угля и металлолома. За домом спускался к дюнам садик-огородик. Там цвели здоровенные цветы. Там росли лук, морковь, картофель — ровные, аккуратные грядки. Стояла теплица, в ней блестели красными боками помидоры. А еще — голубятня, выкрашенная в ярко-синий цвет, двери — нараспашку. Голуби ворковали, кружились над нами. Во дворе кудахтали и клевали зерно куры.
Айлса спрыгнула и побежала в дом ставить чайник. Я помог мужчинам сгрузить уголь. Потом мы все пили чай из кружек, стоя у задней двери.
— Твои папаня с маманей здоровы? — спросил Айлсин папа.
— Ага, — ответил я.
— Чего-то папаню давно в «Крысе» не видать.
— Он в последнее время все больше дома, — говорю.
— Правда? Но ведь работает, да?
— Да. Только эту неделю в отпуске.
— А там, небось, на Ривьеру поедете?
— Может быть. А может, опять в Уоргейт.
— Ха-ха-ха. Так туда, может, и мы поедем. Туда или в Уоргарден.
Он провел кулаком по губам. Отхлебнул чая.
— А знаешь что, — говорит, — было ведь время, когда твой папаня чуть нам в конкуренты не заделался.
— Угу. Он мне рассказывал.
Мы оба ухмыльнулись. Была такая история — по молодости папа взял старую телегу, лопату и сито и попытался добывать уголь, да только ничего у него не вышло, разве что Айлсин папа долго потом над ним подшучивал и хохотал.
— Да уж, — сказал Айлсин папа. — Нелегкие были времена, если уж говорить по совести. Он тогда это не со зла. А потом его почти сразу призвали, дело так пшиком и кончилось.
Он пнул цыпленка, подвернувшегося под ноги.
— Передай, что я про него спрашивал, — говорит, да как посмотрит мне в глаза. — Хороший он мужик, твой папаня. А твоя маманя — славная женщина. Ладно, ребята. И ты, малышка. Пошли-ка в воду. Уилберфорс! Ты как там, еще не совсем копыта отбросил?
11
Мы подошли к морю. Джинсы я закатал выше колен, да что толку. Вымок через несколько секунд. На папе и братьях Айлсы были древние бахилы до груди. А сама она была босиком.
— Че ждешь, приятель, — сказал Йэк. — Скидай штаны — и точка.
Я разделся до трусов, бросил джинсы на песок и шагнул в волны. В руке у меня было побитое металлическое сито. Я погружал его в песок под водой, ждал, пока сквозь него прокатятся несколько волн и смоют все песчинки, а оставшиеся черные кусочки кидал в тележку. Айлсин папа и братья работали немного дальше, у них были огромные плоские лопаты и здоровенные сита. Йэк и Лош то и дело притаскивали по целому ведру угля.
— Черное золото, — напевал Лош, — налетай, покупай наше черное золото.
— Хей! — крикнул Йэк.
— Угу! — откликнулся я.
— Зачем пастор притащил пулемет в церковь?
— Не знаю! — проорал я. — А зачем?
— Ради очереди у Святого причастия!
Айлса трудилась со мной рядом, получалось у нее быстрее и увереннее, а еще она двигалась в одном ритме с волнами. Иногда отводила волосы с глаз сильными мокрыми руками.
— Здорово управляешься, Бобби! — крикнула она. — Правда, пап? Правда Бобби здорово управляется?
— Да уж! — рассмеялся ее папа. — Еще маленько подучится — и будет ничем не хуже своего папы.
Потом Уилберфорс вытянул тележку из моря. Лош подвесил ему к морде мешок, набитый сеном. Морская вода стекала сквозь куски угля, сквозь доски тележки, уходила в песок. Мужчины закурили. Я сел на камень рядом с Айлсой.
— Джозеф сказал, ты вроде не будешь ходить в нашу школу.
Она закинула назад голову:
— Слушай его больше!
— Сказал, может, ты пойдешь учиться туда же, где и он.
— Ему-то откуда знать?
Я закопал пальцы ног в песок.
— Ты хоть где-нибудь собираешься учиться?
— Может, да, а может, и нет, — ответила она.
— А форму тебе уже купили?
— Форму!
Йэк стоит смотрит, слушает, ухмыляется.
— Кому оно надо? — спросил он наконец.
— Кому надо что? — не понял я.
— Кому надо, чтобы девочки учились в школе? — пояснил он.
Я пожал плечами, сказать мне было нечего.
— Видишь? — говорит. — Никому это не надо. Девчонке нужен симпатичный парень, с головой и с руками на месте, да чтобы еще деньгу умел зарабатывать.
Он засвистел, задумался, уставился в небо.
— Вот только парню-то, — говорит, — интересно, оно нужно?
И тут они с Лошем как прыгнут на нас, как подхватят, как бросят в волны — я замолотил руками, вдохнул наконец, выплюнул воду и поплыл к берегу рядом с Айлсой, и мы долго лежали на песке, гудели и смеялись, и было это совершенно замечательно.
12
— Они преподаватели, — сказала мама. — Так я слышала. Вроде бы в университете.
— В университете! — повторил папа.
— У них есть еще дочь, но сейчас она в отъезде. Толком никто не знает. Ее зовут Пэт, а его — Пол.
Мы все втроем стояли у окна и смотрели наружу. На берегу сидели Дэниел и его родители.
— А у Пола есть брат-актер.
— Гм! — сказал папа.
Закурил сигарету и закашлялся.
— Он иногда для телевизора снимается. Например, его показывали в «Реанимации-10» на прошлой неделе.