Наконец княгиня спросила:
— Как же это? Вы просите отдать вам Елену?
— Да, княгиня, и это мое непоколебимое намерение.
Наступило минутное молчание.
— Я жду ответа, княгиня!
— Простите, — отвечала она придя в себя; голос ее звучал сухо и холодно. — Просьба ваша очень лестна для нас, но исполнить ее невозможно, так как Елена уже обещана другому.
— Подумайте, княгиня, не было ли это против воли княжны и не лучше ли я того, кому она обещана?
— Кто лучше, предоставьте мне судить. Может быть, лучше вас и на свете нет, но мы вас не знаем.
Поручик выпрямился еще горделивее, а взгляд его сверкнул острым и холодным огнем
— Зато я знаю вас, предатели! — крикнул он. — Вы хотите отдать вашу родственницу холопу, лишь бы только он оставил вас в имении, которым вы незаконно завладели.
— Ты сам предатель! — крикнула княгиня. — Так-то ты платишь за гостеприимство! Вот твоя благодарность! Ах ты, змея! Кто ты такой? Откуда ты взялся?
Молодые Курцевичи начали оглядываться на стены, ища глазами оружия
— Нехристи! Вы захватили сиротское достояние, но ничего из этого не выйдет. Через день князь уже будет знать обо всем!
Услышав это, княгиня бросилась в угол и, схватив рогатину, направилась с нею к Скшетускому. Князья тоже схватились кто за что: кто за саблю, кто за кистень, а кто за нож и обступили его полукругом, тяжело дыша, точно стая диких бешеных волков.
— Так ты пойдешь к князю! — кричала княгиня. — А уверен ли ты, что выйдешь отсюда живым? А что если это твой последний час?
Скшетуский скрестил на груди руки и глазом не моргнул.
— Я возвращаюсь из Крыма как княжеский посол, — сказал он, — и если здесь прольется хоть одна капля моей крови, то через три дня от этого места не останется даже пепла, а вы все сгниете в лубенских подземельях. Есть ли на свете сила, которая могла бы спасти вас? Не грозите, потому что я не боюсь.
— Мы погибнем, но ты погибнешь прежде нас!
— Так бейте — вот моя грудь!
Княгиня и сыновья ее все время держали оружие направленным в грудь поручика, но словно какая-то невидимая цель сковала им руки. Тяжело дыша, скрежеща зубами, они дрожали в бессильной злобе, однако никто из них не нанес удара Грозное имя Вишневецкого обезоружило их
Скшетуский был господином положения Бессильный гнев княгини излился в потоке ругательств.
— Прощелыга! Мужик! Голыш! Захотелось княжеской крови, но ничего из этого не выйдет! Отдадим ее первому встречному, только не тебе; даже сам князь не может приказать нам отдать ее тебе.
Скшетуский отвечал:
— Хоть теперь и не время хвастаться мне своим дворянством, однако, думаю, что со всем вашим княжеством вы вполне могли бы носить за мной щит и меч. Если для вас был хорош простой казак, то я и подавно… Что касается моего состояния, то оно смело может поспорить с вашим; теперь слушайте, что я вам скажу: отдайте мне Елену, а я вас оставлю в Разлогах и не потребую отчета в опеке.
— Не дари того, что не принадлежит тебе.
— Я не дарю, только обещаю и подтверждаю это обещание рыцарским словом. Теперь выбирайте или представить князю полный отчет и убраться из Разлог — или отдать мне княжну и оставить себе имение.
Рогатина медленно выскользнула из рук княгини и со стуком упала на землю.
— Выбирайте, — повторил Скшетуский, — или мир, или война.
— Ваше счастье, — уже несколько приветливее сказала княгиня, — что Богун, не желая видеть вас, уехал с соколами на охоту… Иначе не обошлось бы без крови. Он уже вчера подозревал вас…
— Княгиня! И я ношу саблю не для того только, чтобы она болталась на боку.
— Подумайте, поручик хорошо ли вы поступаете, настаивая и пытаясь взять девушку силой, словно из турецкой неволи?
— Что делать, иначе вы бы продали ее мужику.
— Не говорите так о Богуне: хотя он и неизвестных родителей, но все-таки он славный воин. Притом мы знаем его с детства, и для нас он как родной. Отнятьу него ату девушку — все равно что зарезать его.
— Княгиня, мне пора ехать! Простите, если я еще раз скажу вам: выбирайте!
Княгиня обратилась к сыновьям:
— А что! сынки, ответить нам на такую покорную просьбу этого рыцаря?
Князья смотрели друг на друга, подталкивали друг друга локтями, но молчали.
Наконец Симеон пробормотал:
— Велишь бить, маты, будем бить, велишь дать ему девушку — дадим.
— И бить худо, и отдать худо.
Потом, обратясь к Скшетускому, княгиня сказала: