Но после свадьбы прошел год, за ним — второй… А детей у Елены все не было. И даже признаков беременности не наблюдалось. Великокняжеская чета горячо молилась о наследнике, делала богатые вклады в монастыри. Не помогало. По Москве меж тем ползли слухи, будто прежняя жена Василия, Соломония, родила в Суздале сына Георгия. Там он якобы вскоре и упокоился в тайной усыпальнице Покровского монастыря. А потому, когда 25 августа 1530 года Глинская наконец-то подарила мужу наследника Ивана, далеко не все восприняли это как результат помощи свыше, ниспосланной в ответ на «благочестивые» усилия. По городу пошли разговоры о слишком уж близком знакомстве государыни с Иваном Федоровичем Овчиной-Телепневым-Оболенским. Если верить этим слухам, с отчаявшейся забеременеть Еленой его свела сестра молодого воеводы, Аграфена Челяднина.
Трудно сказать, сколько правды в этой истории, но не прошло и сорока дней после смерти Василия III, как вся Москва заговорила о фаворите вдовой государыни. Некоторых историков до сих пор интересует вопрос: был ли Иван Грозный законным сыном великого князя? Думаю, точного ответа мы не узнаем никогда. Однако трудно представить, чтобы скованная этикетом молодая женщина могла обмануть московский сыск. Ведь он без труда раскрывал заговоры таких мудрых и изворотливых политиков, как Михаил Глинский и епископ Варсонофий. И в то же время легко понять, как сильно старались раздуть эти слухи младшие братья Василия, с каким усердием повторяли сплетню все, кто считал себя обойденным в наградах и назначениях. А недовольные властью были и в те времена.
Завещание Василия III в архивах не сохранилось. Если судить по дошедшим до нас документам, суть его состояла в следующем: наследником престола становился трехлетний Иван, его ближайшими советниками назначались Дмитрий Вельский и Михаил Глинский, великая княгиня Елена Васильевна объявлялась опекуншей сына до его возмужания. Младший брат наследника, Юрий, получал в удел Углич, а младший брат Василия III, Андрей Старицкий, — в качестве «прибавки» — Волоколамск.
Нетрудно заметить, что в числе ближайших друзей и родственников, получивших назначения и «дачи», отсутствует старший из братьев Василия III, Юрий Дмитровский. Для него это было фактическим объявлением опалы. Надо признать, Юрий Иванович вполне ее заслужил. В свое время он демонстративно проигнорировал церемонию крещения наследника Ивана. Очевидно, рождение старшего племянника стало сильным ударом для честолюбивых планов Юрия. Неудивительно, что его заключили под стражу уже через восемь дней после смерти Василия III. Детали ареста ясно указывали, что из тюрьмы Юрию Дмитровскому уже не выйти. Во-первых, его демонстративно поместили в «ту самую палату», где закончил свои дни внук Ивана III, Дмитрий Иванович. А во-вторых, вместе с Юрием арестовали всех его бояр. В те времена это было вернейшим признаком серьезных намерений правительства. Так же решительно Елена действовала и дальше: очень скоро в тюрьме оказался Михаил Глинский. Правительница обвинила дядю в попытке захватить престол, повелела заковать в кандалы и ослепить. Меньше чем через год он умер.
Следом за Глинским в темницу отправились князья Иван Вельский и Андрей Шуйский. Таким образом, из тех, кому Василий III доверил опеку наследника, у трона осталась лишь сама Елена. Зато резко пошел в гору фаворит вдовой государыни Иван Овчина. Уже в 1534 году он получил чин боярина, а вслед за этим и московские полки под начало. Из тех, кто мог оспорить права Елены на регентство, дольше всех продержался на воле слабохарактерный Андрей Старицкий. Вел он себя «тише воды, ниже травы», практически не выезжал из своего удела, в дела управления страной не лез. Впрочем, до 1537 года Елену от младшего деверя отвлекали бои на западных границах России…
В тот момент, когда умер Василий III, у России действовало кратковременное перемирие с Литвой. Причем срок договора истекал уже через 22 дня. Для обсуждения вопросов войны и мира Сигизмунд I отправил в Москву своего посланника Клиновского, но тот уже не застал Василия III в живых. Некоторое время дерущимся за власть боярам было не до переговоров. Король относился к этому с пониманием. Но месяц шел за месяцем, и уже через полгода положение «ни мира, ни войны» литовскую сторону устраивать перестало.